Евгений Грязнов - Там, где рождаются молнии

Как ни хвалил эти края Русанов, все равно Терпану здесь не нравилось. Другое дело — его родное село в Одесской области. И название-то у него вполне отвечает той жизни, какой живут колхозники — Богатое. Небось сейчас там в садах ветки ломятся от плодов.

Под гусеницами вездехода что-то хрустнуло. Машина шла по месту, где раньше находилось стойбище. Сломанные хореи, старые брошенные нарты, обрывки шкур, торчащие из-под снега, — все это говорило о том, что здесь раньше жили люди.

Старший лейтенант Васильев вытащил карту. Сделав на ней пометку, спрятал опять в сумку. Молча показал, куда ехать дальше. Иван Николаевич не очень был доволен выбором командира роты. Он считал, что на такое ответственное задание можно было послать и посерьезнее человека, чем Терпан. Мало ли водителей в роте. И каких! Отличники Советской Армии, специалисты высокого класса. А что Терпан? Недавно только за службу взялся как следует. Хотел замполита попросить повлиять на командира, чтобы заменил Терпана. Но что-то не позволило офицеру сделать этого. Что? Он и сам не знает…

Подъехали к столбу, на котором был укреплен топографический знак. Остановились. Взобравшись на холм, старший лейтенант опять «поколдовал» над картой. Показал рукой, куда сворачивать.

Вскоре им пришлось сделать вынужденную остановку. От большой нагрузки разорвало патрубок системы охлаждения, стал вытекать антифриз. Обмотали патрубок тряпкой, но это помогало слабо. Остановки теперь следовали чаще: паяльной лампой растапливали в ведре снег и доливали в радиатор. Михаила это дело измотало в конец. Он тоскливо поглядывал на маленькое, словно раскрошившееся по краям, солнце и говорил Васильеву:

— Светит, а снег не тает.

— Силы в нем той нет, что надо, — отвечал Иван Николаевич, — так вот и люди некоторые. Смотришь на них: вроде кипят, на собраниях шумят, зовут на творческие подвиги, а только не зажигают они. Дыма много, а огня кет. Чем все это объяснить, как считаете?

— Думаю, внутреннего огня в них нет. Одна видимость…

Ехали вдвое медленнее. Но все-таки вперед, и это утешало. И вот перед вездеходом поползла, как белозеленая змея, поземка. Кое-где уже вскипали бурунчики. Вверху они сталкивались, рассыпаясь. Новые рвались вверх, кружа в бешеной пляске. Постепенно бурунчики сливались в сплошную белую пелену, уже нельзя было разобрать, где кончалась земля и начиналось небо. Затем, словно огромный белый зверь, навалился на вездеход, схватившись за брезент, рвал его. И оттого, что это ему не удавалось, в бешенстве хлестал по нему и вдоль и поперек.

Они в гостях у старухи Хад (так ненцы называют пургу). Васильев и Терпан в этом уже не сомневались. Пока раздумывали, что делать, вездеход неожиданно накренился вправо. Резко рванув рычаг и нажав на правую педаль тормоза, Михаил выровнял машину. Толчок окончательно убедил командира:

— Переждем. Поезжай за мной, — и он из кабины нырнул в леденящий водоворот пурги.

Будто серым свинцом ударило в лицо офицеру. Ему показалось, что оно тут же подернулось ледяной коркой. Терпан увидел старшего лейтенанта через стекло. Тот махал руками: поехали! На самых малых оборотах машина тронулась вслед за офицером.

— Заезжай к яру, — крикнул офицер и указал на кустарник, темнеющий рядом с вездеходом. — Будем ночевать.

Четыре часа дня. Над бушующей круговертью опустилась полярная ночь. Старший лейтенант не зря завел машину сюда. Где мелкий кустарник, там и замерзшая протока. Тут всегда тише. Офицер и солдат понимали, что пурга может продлиться несколько дней, но другого выхода у них не было…

Михаил устало прикрыл глаза. И тут же вздрогнул от резкого возгласа:

— Не спать!

А спать хотелось. В кабине было тепло от двигателя, и глаза сами слипались от усталости. Но глушить двигатель нельзя: через полчаса в кабине окоченеешь.

Над ними простиралось бесконечное ледяное небо, клубящееся в тучах снежной пыли, а они сидели у огня, слушая древнюю песню потрескивающих сучьев.

— Ну вот что, Терпан, — сказал командир, — залезайте в кабину. Спать!

— А вы, товарищ старший лейтенант?

— Будем отдыхать по очереди.

Потом полез в кабину старший лейтенант. Во время пересменки пили кипяток с сахаром. Труднее было с дровами. Кустарник вокруг сожгли весь, и приходилось уходить по протоке на открытое место.

Так прошла ночь. Терпану она показалась вечностью. У Михаила было такое ощущение, что в его жизни произошло что-то очень важное. Он напрягал свои силы, но никак не мог понять, что именно. Одно солдат представлял четко: за одну ночь он стал каким-то другим. Как будто из молодости сразу шагнул в зрелость.

Кошмарная это была ночь. А утром тундра опять сверкала белизной, мерцая от маленького полярного солнца тысячами золотых блесток…

Орудуя рычагами, то и дело поглядывая на приборы, Терпан старательно объезжал закопавшиеся в снег до суков, а то и по самую макушку карликовые березки.

Старший лейтенант Васильев дремал под мерный рокот вездехода. Намотался за ночь. Терпан подложил ему под голову ватник. Иван Николаевич открыл глаза:

— Я, кажется, задремал? Сколько проехали километров?

— Тридцать.

— Останови!

Выпрыгнув из кабины, развернул карту, огляделся и, растягивая слова, произнес:

— Ну, брат, впереди — самое трудное. Река!

Старший лейтенант не ошибся. Вскоре показалась река. На самом берегу старший лейтенант приказал остановиться:

— Пойду, лед проверю.

В ожидании офицера Михаил постучал по башмакам гусениц молотком, вбивая показавшиеся соединительные штыри. Потом, щурясь от солнца и от белизны сугробов, стал разглядывать тундру. Кругом, куда ни кинь взор, — холодная безмолвная равнина. А ведь есть в ней какая-то притягательная сила, заставляющая жить здесь.

Терпан спохватился: «А где же офицер?» Из-под руки взглянул на лед речки и побежал под гору. Старший лейтенант, положив поперек двух льдин палку, пытался выкарабкаться из воды. Но это ему не удавалось. Терпан протянул руку.

— Как же вы так, товарищ старший лейтенант?

— Не заметил, черт возьми.

К вездеходу побежали. Старший лейтенант переоделся в сухое. Запас одежды они захватили для оленеводов.

А перебираться через реку все-таки надо. Шестеро суток люди в тундре. Восемнадцать сантиметров лед. Может выдержать, а может и нет.

Гусеницы вездехода загремели по льду. На середине реки раздался зловещий треск. Лицо Михаила сразу же покрылось бисеринками пота.

— Быстрей! — невозмутимо приказал Васильев.

Терпан увеличил скорость. Они уже были близки к противоположному берегу, как вдруг треск, сопровождавший их весь путь по льду, усилился. Вездеход покачнулся в одну сторону, потом — в другую, и оба, солдат и офицер, одновременно поняли: лед раскололся, и машина сейчас окунется в воду. Вездеход не тонет. Но это когда он на полой воде, а тут…