Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

— Мистер Гребенников? О!

Их познакомили у заместителя председателя ВСНХ Судебникова в день отъезда консультанта на площадку, и они почти не говорили друг с другом в Москве.

— Не ждали?

— Как не ждать! Давно прибыли?

— Только что.

Лена Шереметьева, переводчица, сидевшая молча в углу, оторвалась от «Тихого Дона»; она представляла себе начальника строительства другим. Этот был высок, пожалуй, даже слишком высок, но не худ, как часто бывает с высокими людьми, лицо приятное, хотя и странного оттенка — темное, почти сизое; хорошие манеры, сдержанный тон речи, чистый английский язык.

Джонсон закурил сигару и, выпустив дым длинной спиральной струйкой, протянул Гребенникову коробку. Гребенников отказался от сигары и закурил папиросу.

Сев на стул верхом, Джонсон, держась руками за спинку, несколько секунд о чем-то думал.

— Я познакомился за эти две недели с работой изыскателей. Есть вопросы. Некоторые опасения работников ВСНХ оправдываются. О них будем говорить отдельно. Я кое-что привез из Москвы. Желаете познакомиться сейчас или позже?

— Предпочитаю сейчас.

Джонсон вынул из толстого портфеля пачку синек, прозрачных калек; сверток тугого ватмана он ловко извлек из картонной трубы, закрывавшейся крышкой, как телескоп. С полки перенес планшеты. Все это по-хозяйски разложил на длинном столе, приставленном к окнам, подобно верстаку.

— Вот наши основные геологические, гидрологические и гидрометрические данные. Вот планшеты. Здесь карта разведок рудных залежей, это — угольный бассейн. Мне материалы вручили в ВСНХ. Я познакомился с натурой. Что могу сказать? Есть, конечно, отдельные положительные стороны в выбранной площадке, но есть серьезнейшие неустранимые недостатки. Хотя ВСНХ условно принял тубекскую площадку, но мне поручили детально изучить ее в натуре, высказать свои соображения. Я их выскажу сначала вам, затем ВСНХ. Пока не поздно, пока есть возможность приостановить начатые работы, думаю, следует обстоятельно, серьезно поразмыслить: не ошибаемся ли мы, решая ставить металлургический завод именно здесь.

Лицо Гребенникова хмурилось и хмурилось.

— Я вас слушаю.

— Меня познакомили в Москве не только с вашими материалами, но и с материалами изысканий по другим точкам. Скажу вам откровенно: на общем фоне ваши преимущества блекнут.

— Что вас не удовлетворяет?

— Речонка. Подсчет дебита дал явно неудовлетворительные результаты. На металлургический завод с таким поселком потребуется по крайней мере полмиллиона кубометров ежесуточного расхода воды. Ваша Тагайка несудоходна, полноводной она бывает короткий срок.

— Надо рассчитывать на максимальное использование оборотной воды, мистер Джонсон.

— Но на воду претендует не один только ваш завод. Вы, вероятно, знаете, что суточный расход воды по Магнитогорскому комбинату определен для технологических только целей в количестве, близком расходу воды в Москве. Ваше строительство будет крупнее.

— Я не имею возможности сейчас проверить сообщенные вами данные. Но мне очевидно, что вы сгущаете краски, мистер Джонсон.

Гребенников вынул из чехольчика миниатюрную логарифмическую линейку из слоновой кости.

— По расчетам наших гидравликов...

Рамка линейки движется направо, движек — влево, рамка — влево, движек — навстречу.

— Этого количества должно хватить для угольных шахт, питающихся водой Тагайки, рудников, для металлургического завода с коксохимическим заводом и для опорных точек.

— Как все большевики, вы, мистер Гребенников, склонны к поэзии!..

Желтые, круглые, похожие на зерна кукурузы зубы американца обнажились до десен — признак наивысшего расположения к собеседнику.

— Но того, что в Гаврюхинском районе не хватает воды для стирки белья, вы не замечаете...

Гребенников, не ответив, посмотрел в окно на открывавшуюся до горизонта площадку, на гору Ястребиную.

— Если хотите, без поэзии, действительно, ничего нельзя построить существенного. У нас впереди пятилетка! Наконец, разве не поэзия уже одно то, что я, бывший политический каторжанин при царе, строю сейчас по поручению партии и правительства крупнейший завод в таежной глуши, где нога человека не ступала?

— Кто знает.

— Ряд гидросооружений должен регулировать сток воды. Я привез из Москвы специально разработанные для нас проекты использования подземных вод. Надо, мистер Джонсон, исходить из того, что в этом именно районе мы можем в промышленном, так сказать, смысле синтезировать уголь и руду, получать самый дешевый, отличного качества сибирский металл.

— О, металл!.. — это слово прозвучало у американца, как удар в литавры.

Наступила короткая пауза.

— Но дело в общих условиях, — продолжал отстаивать свое мнение Джонсон. — Район таежный, безлюдный, удаленный от центральной железнодорожной магистрали. Строить крупный завод, создавать совершенно новую индустриальную базу на пустыре — экономически невыгодно. Так я и доложу в Москве. У нас, в Америке, это не стало бы даже предметом делового разговора.

— Вы призваны, насколько мне известно от Валериана Владимировича Куйбышева, не только для критики и сомнений...

Джонсон не смутился.

— О, конечно, я прибыл в качестве консультанта.

— Консультанта-строителя. Вот эта сторона меня интересует больше. Если не возражаете, пройдемтесь по площадке.

Джонсон надел пиджак и кепи из кожи.

В это время раздался осторожный стук в дверь: вошел Сухих. Он остановился у порога и вытянулся, как солдат.

— Товарищ Гребенников, вам записка от товарища Журбы. Прибыл человек.

— Где сейчас товарищ Журба?

— На кряже.

Сухих вынул записную книжку, — она была толстая, жирная, как заигранная колода карт, — и передал записку. В ней Журба сообщал свои координаты и просил Гребенникова дать знать путейцам о приезде. «Пусть Сухих пришлет нам взрывчатку, заявку выслал вчера. Работа у нас идет полным ходом. Как настроение? Что нового? Черкни пару строк и не забудь прислать хоть старую газету: третью неделю живем, как Робинзон с Пятницей...»

— Приготовьте к отправке взрывчатку. Письмо товарищу Журбе я вручу позже.

На площадке геодезисты «зачищали» недоделки, рабочие несли к кромке реки теодолиты, рейки, вешки. В центре промплощадки стоял низкий трехножный столик, над которым, как облачко, повис огромный брезентовый зонт. Гребенников подошел к геодезисту: Абаканов вел мензульную съемку.

Поздоровались. Абаканов, не разобрав, кто с Джонсоном, небрежно бросил в их сторону: «All right!» — все, что знал по-английски. Фуражка у него надета была козырьком назад.

— Как работается? — спросил Гребенников, заглядывая на лист ватмана, прикрепленный к фанерному планшету. Линии карандаша были тонки, как волосок.