Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1950 года]

— Не знаю, как он там будет. В быту он совершенно беспомощен, хотя не любит, когда ему об этом говорят, — заметила Марья Тимофеевна.

У Журбы приподнялся уголок губ.

— Вы никогда не были на стройке? Вы думаете, у нас так плохо?

— На заводах бывала. Много раз. Вместе с Федором Федоровичем, а на большой новостройке не пришлось. Я уже просилась. Говорит: потерпи немножко. Мне не терпится... Что тут делать... одной? Я привыкла вместе быть всюду и знать каждый его шаг... Ведь он сам не нальет себе стакана чаю!.. Обедать забывает...

— У нас найдется, кому обо всем позаботиться! — добродушно улыбаясь, сказал Журба.

— Хотите, я вам что-нибудь сыграю, чтоб вам не было скучно со мной — старухой?

— Очень рад буду. Прошу вас! — Николай улыбнулся, обнажив золотые зубы.

Марья Тимофеевна вытерла кончики пальцев платком и опустила их на клавиши. Николай уселся в глубокое кресло.

К средине адажио — Марья Тимофеевна играла Патетическую сонату Бетховена — приехал профессор. Бунчужный обнял гостя, как давнего друга, и повел в кабинет.

— Как хорошо, что приехали, — сказал он. — Я давно приготовился. Отъезд откладывался и откладывался. Дальше ждать не могу. Честное слово, я взорвусь от нетерпения!

Бунчужный наклонился и глухим голосом сказал, что после мерзавцев из промпартии старому инженеру должно быть стыдно за свою корпорацию. Кобзин натворил таких дел!..

Николай рассказал профессору о своей задержке в Москве. Бунчужного это огорчило.

— Просто сама судьба против меня!

— Я пошлю телеграмму Гребенникову, вас встретят. Но если можете, подождите два-три дня, выедем вместе.

— Два-три дня... слишком неопределенно. Они могут превратиться в неделю. Нет, я выезжаю завтра! — Бунчужный встал из-за стола. — И, пожалуйста, никаких там телеграмм и встреч. Не отнимайте у людей драгоценного времени! Я, слава богу, не грудной ребенок!

Вошла Марья Тимофеевна, пригласила к чаю.

В столовой Бунчужный спросил гостя:

— Ну что там у вас делается, Николай Иванович? Расскажите, пожалуйста, подробненько. Сами понимаете, как это меня интересует.

Журба стал рассказывать.

Федор Федорович и Марья Тимофеевна внимательно слушали. Под конец рассказа у Бунчужного загорелись щеки.

— Знакомо! Знаете, нашему брату, доменщику, да и не только доменщику, обо всем этом слушать спокойно нельзя... Строительство... Какое это большое, великое дело... Сколько в этом подлинной красоты!

— Вы это правильно заметили, — сказал Журба.

— А с кадрами как обстоит дело?

— Что вам сказать? Сначала было туго, очень туго. Надо ведь нам десятки тысяч рабочих самых различных профессий. Десятки тысяч нужны и другим новостройкам. Приходилось растить их из вчерашнего чернорабочего, колхозника. И вырастили. Недавно прибыла большая партия квалифицированных строителей и монтажников. Сейчас справляемся со всеми работами, хотя наша площадка могла бы дать фронт работ еще десятку тысяч людей.

— Огнеупорщики опытные есть?

Журба сощурил глаза.

— Есть, только мало. Обучаем молодежь.

— Правильно делаете! Хорошая профессия! Между огнеупорщиками всегда, знаете ли, существовала этакая ревность... Коксохимики считали себя архитекторами и немного свысока смотрели на других... А лещадники считают, что их работа самая трудная: дать кладку, что называется, впритирку!

— Соревнуются! И молодежь у нас часто обставляет стариков, — сказал Журба.

— А как обстоит дело с поставкой оборудования?

— Более ста пятидесяти заводов на нас работает. Не обходится без толкачей... хоть это и противно самой природе нашего производства, нашей дисциплине.

— Все-таки увязываете поставки с графиком?

— Вообще, увязываем, но, понятно, иногда и срываемся. Приходится делить материалы и механизмы.

— Делить? Думаю, что это неправильно. Планировать следует так, чтобы делить не приходилось. Внешне у вас может казаться, что все обстоит благополучно, а по сути это не так. По-моему, следует максимально концентрировать силы, а не распылять. Но все это увидим, понятно, на месте и потолкуем на эту тему обстоятельней.

Бунчужный отпил несколько глотков чая.

— Какие у вас имеются собственные подсобные базы?

— Завод огнеупоров, кирпичный, шлакоблоков, завод легких металлоконструкций, ну — механический, кузнечный, литейная. Свои базы работают не плохо. Дело пошло. А вот поначалу приходилось очень туго. И вредители нам портили немало...

— Ох, уж эти мне вредители!.. — проговорил Бунчужный с возмущением.

Он задумался.

— Один такой вот оказался и из моих земляков. Штрикер. Профессор. Может, слыхали? В шестнадцатом году выпустил изумительную работу по интенсификации доменного процесса.

— Нет, не знаю.

— Разносторонний, оригинальный ум! Готовил революцию в металлургии. А как случилась революция в обществе, сдался. Отцвел. Даже больше: пошел вспять. А сам из рабочих. Выбился в люди и забыл о том, как драли его за уши, как издевались над ним, над отцом капиталисты. Забыл, как жил в Собачевках да в Нахаловках! Захотел теперь вместе с иностранными да отечественными капиталистами сесть на народную шею клещом. Не вышло! Посадили, конечно.

— И правильно сделали! — спокойно заметил Журба.

— А жена мучается... Она оставила его. Говорит, если б раньше оставила, ничего, а теперь, когда он в беде... Отвернуться от попавшего в беду — не по-рыцарски. Да, так считалось прежде. Но теперь совсем другие времена и другие взаимоотношения между людьми. Кто тебя насильно тащил к врагам? Пошел сам, — сам и отвечай! При чем тут рыцарство?

— Совершенно верно, — ответил Журба и попросил разрешения закурить.

Бунчужный взволнованно продолжал:

— Я его предупреждал. Не послушался. Так и сказал Анне Петровне: «И терзаться, говорю, нечего. Вы — молодая женщина. И живите, как велит сердце».

Разговор снова перешел на прежнюю тему.

— Мы очень рады, Федор Федорович, что вы едете к нам, на площадку! — сказал Журба.

Бунчужный покраснел.

— Когда Серго Орджоникидзе сказал Гребенникову, что вы должны к нам приехать, он буквально преобразился! Он сам мне об этом рассказал. Досадно, что произошла небольшая задержка. Но мы уверены, что наверстаем.

После чая Бунчужный показал Журбе, как новому в доме человеку, свои альбомы по энтомологии и коллекции пауков. Изящно склеенные коробочки приготовляла, как узнал Журба, Марья Тимофеевна.

— Не сочтите, однако, это за чудачество! Я просто люблю природу, люблю биологию. И если б не был металлургом, стал бы биологом. Великолепная наука! Сколько в ней сказочного, вы даже представить себе не можете!

— Я не сомневаюсь, — сказал Николай. — Я знаю металлургов, которые пишут стихи, хорошо играют на скрипке, рисуют.