Михаил Коршунов - Автограф

Телефонный звонок раздался на следующий день. Но звонила не Геля, а Тамара Дмитриевна. Виталий тотчас узнал ее голос. Он узнавал голоса по телефону. Держал около аппарата большую алфавитную книжку, где были подробно записаны имена и отчества нужных людей. Когда кто-нибудь звонил, он, узнав голос, открывал алфавитную книжку, прочитывал отчество, чтобы на всякий случай не ошибиться, и, не давая человеку опомниться, — да, да, здравствуйте, Алексей Александрович, Георгий Иванович, Мария Николаевна. Людям приятно, когда их узнают. Важная деталь в мелком сервисе.

— Извините, Виталий… — Тамара Дмитриевна не знала его отчества.

— Просто Виталий, Тамара Дмитриевна.

— Геля попросила вам позвонить. Вы случайно оставили папку.

— Верно, рукопись. А я обыскался.

— Она у нас.

— Какое счастье! Это сценарий.

— Да-а? — как-то неопределенно сказала Тамара Дмитриевна. «Все. Читала», — отметил с удовлетворением Виталий. — Можете заехать, когда вам будет удобно.

— Вы так любезны. У меня есть для работы черновики. Тамара Дмитриевна, не сочтите за бестактность, — одно из любимых слов Виталия: оно и современно, и в то же время в нем что-то от интеллигенции прошлого, — вдруг у вас выдастся свободная минутка… Вы бы не взглянули на мое сочинение? Мне так необходим советчик. Геля вам не говорила… — сделал паузу.

— О чем?

— О возникшей неловкости?

Неловкость возникла. Может, из этой неловкости возникнет потом соавторство? Припрет он Леню к стене, вежливо так, но прочно, как при таможенном досмотре. Помечется Леня со своей контрабандой да и предложит объединиться. А то, что у него контрабанда, Виталий ему это внушит. Законный товар у Виталия. Рюрика бы обуздать, но как? Вот этот — взрывоопасный.

— Геля не говорила? — повторил свой вопрос Виталий.

— Не говорила. А что произошло?

«Тогда я скажу, открывай уши».

— Мы работаем над одной темой — и я и ее друг Леня Потапов. Трагическое совпадение. Собственно, Леня и мой друг. Пишет он сейчас для Рюрика.

— Вы с ним разговаривали? С Леней?

— Нет еще.

— Понимаю.

«Ну вот, уже все понимаешь».

— Вдруг моя рукопись и разговора не стоит? Тогда я уступлю, и все.

— Но зачем спешить. Все-таки ваша работа.

— Вы думаете? — К такому ответу он сам ее подвел.

«Упоминание Рюрика — сыграло в нашу пользу».

— Почитаю рукопись. Значит, сценарий?

— Для телевидения. Тамара Дмитриевна, разрешите позвонить вам через несколько дней.

«Кис-кис-кис!»

— Звоните, Виталий… ммм…

— Просто Виталий.

Операция перерастала не в привязку к Геле, а в приобретение покровительства у Тамары Дмитриевны. Но — как сказал бы Веня Охотный: «Не заскакайся». Да. Нескромно. До поры до времени, Виталик, не разворачивай знамена, не доставай барабаны.

Виталий часто заходит к Вене Охотному в жэк, угощает Веню сигаретами. Имеет от Вен и бесценные высказывания, фольклор. Веня и сам про себя говорит: «Я фольклорист». Щеголяет Веня зимой и летом в кубанке с цветным верхом. Подарок одного жильца, у которого «подруга жизни самая смазистая на всей нашей улице». Веня — типичный продукт жэка: выпивает «до рубля и обратно», халтурит, балагурит. И все это не зло, по-домашнему, по-свойски, по-житейски. С власть предержащими (опять же в объеме «нашей улицы» — с участковым, старшим дворником, паспортисткой, продавщицей Нюрой) в замечательных отношениях и взаимопонимании. «Здрам-желам» — и при этом отдает салют, поднося руку к кубанке.

— Как мне вам позвонить, Тамара Дмитриевна? — спросил Виталий.

Йорданова продиктовала номер телефона.

Виталий положил трубку, радостно вскинул голову — «здрам-желам»: телефонный провод квартиры Йорданова у него в руках, и совершенно официально. Конец веревочки он поймал. Теперь бы только покрепче ухватиться, чтобы не отняли, не вырвали.

Тамара Дмитриевна давно, конечно, прочитала сценарий. В отношении Лощина у нее уже были свои соображения: Виталий должен нейтрализовать Рюрика, снять его влияние на Гелю. Если не снять, то ослабить. Хотя бы. Прежде у Тамары Дмитриевны была надежда на Дроздову. Разве такой тип, как Рюрик, пройдет мимо такой женщины, как Дроздова? Расчет, кажется, на оправдался.

Рукопись Виталия была напечатана на превосходной бумаге. Тамарина слабость. Грешна. Может быть, потому, что сама много печатала на машинке. Никогда не ленилась доставать хорошую бумагу для рукописи Артема — плотную и глянцевую. Артем смеялся над ее страстью. Но, кажется, ему тоже нравится белая глянцевая бумага. Не признается только. Алексей Толстой, например, любил канцелярские принадлежности, и в том числе писчую бумагу. Отметил даже в воспоминаниях. А Лева Астахов, несмотря на внешнюю франтоватость, боится глянцевой бумаги, говорит, что она его завораживает своим качеством. Пользуется он тоже большого размера бумагой, но серой, так называемым срывом. Наташа достает в редакциях.

Сценарий написан бодро. На полях проставлены ссылки на источники, что откуда взято. Большое количество источников. Это убеждает. Диссертация, да и только. Все обосновано, оговорено, подтверждено. Персонажи охарактеризованы. Личные отношения между актером и актрисой Троепольской намечены с достаточным знанием женской психологии. Может быть, натуралистично написаны. Надо бы помягче. Женщина больна туберкулезом. Слишком пристально автор разглядывает это. Недозволенное любопытство, жестокое. По молодости. А вообще — воспитанный, эрудированный человек. Для Тамары категория воспитания — определяющая. Последнее время она абсолютно не выносит дерзости, бесцеремонности, распущенности. Это стало теперь чуть ли не модой, во всяком случае почти достоинством.

Тамара соскучилась по привычной деятельности: позвонить по поводу Лощина Леве Астахову? Но Лева в делах — заканчивается семестр в Литинстнтуте, где он преподает. Лева пишет на студентов творческие характеристики. Степе позвонить? Степа уехал в Польшу на конференцию. Подождать, пока вернется? Кипрееву — вот кому она позвонит. Сценарист, а у Лощина сценарий. Тамара скажет — есть молодой человек, заслуживающий внимания. Можно прибавить — почти научный работник, располагает интересным материалом. Скажет на всякий случай, если Кипреев будет потом разочарован формой подачи материала. Тамара знает, как такие дела делаются. Леве и Степе можно просто — устрой. Кипрееву не скажешь. Он не контактный. Казалось бы, что в кино люди попроще. Кипреев исключение. Держится гордо и независимо. Приучил всех, что он такой. Рюрик занимается той же темой, что и Лощин? Пусть занимается. Он ведь всюду. Чем он только не занимается!

Тамара подняла трубку и вдруг начала набирать домашний номер телефона Ильи Гавриловича: надо, чтобы еще Илья Гаврилович утихомирил деятельность Рюрика. Тамара устала от его постоянного присутствия.