Татьяна Тэсс - Хранитель времени

Здесь стоял гам, как на вокзале.

Вдоль улицы выстроились гуськом одинаковые желтые автобусы, из них высаживались делегаты. На тротуаре толпились любопытные, шныряли ребята; даже местные старушки приплелись из заросших бузиной дальних переулков, чтобы посмотреть, что тут происходит.

Тетя Поля, самолюбиво поджав губы, прошла мимо автобуса.

Оттуда с шумом и смехом выгружали вещи какие-то чернявые щуплые пареньки в легких, похожих на женские кофточки куртках и на удивление худые девушки в узких штанах, с такими короткими кудрявыми волосами, словно после сыпного тифа. Все они шумели, смеялись, о чем-то спорили и, выгрузив, наконец, свои чемоданы и рюкзаки, взвалили их на плечи и зашагали в гостиницу, с любопытством поглядывая вокруг.

Тетя Поля подошла к следующему автобусу и оробела.

Оттуда не торопясь выходили здоровенные голенастые мужики в коротких клетчатых юбках, с поросшими рыжим пухом икрами. Голубоглазые девушки с фарфоровым румянцем как ни в чем не бывало шли рядом с ними и то и дело кричали кому-то: «Хэлло!» — словно говорили по телефону.

Подъехал еще один автобус; на всех пассажирах были одинаковые красные колпачки с кисточками, точно у карликов в сказке, которую читал Гнатик. Парень в юбке взял в рот какую-то дудку, и та вдруг загнусавила, как слепец на ярмарке; где-то ударил барабан, запела труба… Из соседнего автобуса, пятясь, вылезал толстяк в коротких кожаных штанах с голыми ляжками, в шляпе с пером. От кучки ребятишек отделился рыжий мальчик и устремился к нему, держа в руке значок с изображением МГУ.

— О! — сказал толстяк и проворно схватил значок. — О! — повторил он и, отцепив какую-то бляшку со своей куртки, сунул ее мальчику.

Тот ринулся обратно, торжествующе зажав бляшку в ладони.

От шума, толкотни, непонятной речи, от всего, что тут творилось, у тети Поли закололо под левой лопаткой. Вдруг ей пришло в голову, что, пока она тут, в их гостиницу тоже приехали постояльцы, и старшая горничная, стуча каблуками, побежала назад с такой быстротой, какой и сама от себя не ожидала.

Но первый автобус подъехал к их гостинице только на следующий день.

Тетя Поля, услышав фырканье мотора под окном, приосанилась и вышла из дежурки. Внизу, в вестибюле, уже слышались голоса. Она перегнулась через перила и обмерла.

Прямо на нее двигалась женщина в белом, с косым вырезом балахоне, со стриженой, кудрявой, как мерлушка, головой и совершенно черной кожей.

Она не была смуглой или загорелой — она была просто черной, абсолютно черной, как сажа. На голых черных ногах были надеты тапочки. Женщина поднималась по ступеням, уставившись на тетю Полю живыми глазками, и улыбалась.

Шаркнув ногами и что-то пробормотав, тетя Поля отступила. В полной растерянности она глядела на лестницу, по которой уже двигалась толпа людей.

Женщины были в просторных одеждах, похожих на балахоны, или в юбках, напоминающих завернутые вокруг тела полотнища пестрой ткани; на шеях звенели диковинные ожерелья, за ушами были заткнуты цветы; в руках вместе с вещами постояльцы тащили барабаны, трещотки и куски какого-то дерева.

Удивительно были одеты и мужчины.

Один, здоровый, рослый парень, с блестящими, словно смазанными маслом, плечами, был, как показалось тете Поле, попросту закутан в простыню. Правда, было здесь и несколько мужчин и женщин, одетых в обыкновенные городские костюмы, были даже и франтихи в узеньких, как перчатка, пестрых платьях. Но от обычной одежды их черные лица, прически, быстрые и мягкие движения, густые протяжные голоса казались еще более удивительными.

Тетя Поля стояла, не в силах пошевелиться, а новые постояльцы тем временем уже вступили на второй этаж.

Они заполнили весь коридор, хохотали, переговаривались, стучали своими трещотками и даже танцевали. Впереди шел директор Иван Нифонтович, весь потный, словно вылез из бани, и делал вид, будто ничего особенного не происходит.

Тетя Поля так и простояла, пока коридор не опустел.

Молоденькие уборщицы носились из номера в номер, путая от усердия все на свете. Только когда тетя Поля увидела, как уборщица Гапкина выронила из рук графин с кипяченой водой, она пришла в себя и, уничтожающе поглядев на Гапкину, подбирающую осколки, отправилась в дежурку.

По дороге она заметила, что один номер остался незанятым.

Это была угловая веселая комнатка, где в прошлом году жила верблюжатница. Но едва старшая горничная дошла до площадки и оглянулась, как увидела, что в коридор вошли еще двое жильцов.

Это были женщина и мужчина, очень молодые, щуплые, как подростки. Они несли, взяв с двух сторон за ручки, большую корзину, напоминающую плетенку, в каких приносят из прачечной белье. Под мышкой мужчина зажал пестрый мешок с вещами; второй тюк висел у него на плече. Когда он шел, было видно, как под просторной белой одеждой шевелятся его острые лопатки.

Дойдя до середины коридора, новые жильцы остановились, растерянно оглядываясь. Тетя Поля, почувствовав себя на боевом посту, направилась к ним.

Приезжий, добродушно улыбаясь, показал ей ключ от угловой комнаты. Женщина, наклонив набок голову с хохолком, как у птички, глядела на тетю Полю и тоже улыбалась. На шее у нее было ожерелье, похожее на сушеные кукурузные зерна. Черной, словно вырезанной из темного дерева, рукой женщина крепко держала корзинку.

Тетя Поля глянула в корзинку и охнула.

Там спал грудной ребенок.

Он лежал среди подушек, черный, как уголек, спал и сопел во сне. Маленькая нога высунулась, пятка была темно-розовой, точно лепесток.

— Мама моя ро́дная! — только и проговорила тетя Поля, не отводя глаз от корзинки.

Женщина застенчиво улыбнулась и сказала что-то длинно и непонятно. Тетя Поля, так и не придя в себя от изумления, пошла открывать номер; жильцы зашагали вслед за ней.

Домой тетя Поля шла, переполненная впечатлениями. Ей хотелось рассказать дочке и зятю все, что она видела сегодня, рассказать не торопясь, со всеми подробностями, смотреть, как они ахают и всплескивают руками, и снова рассказывать. Конечно, может быть, дочка и зять тоже видели делегатов, но, во всяком случае, те не жили под их попечением, не бегали мимо них в уборную или душевую и не танцевали на их глазах в коридоре, стуча трещотками и тряся браслетами.

Такого, конечно, никто, кроме нее, не видел. И уж, во всяком случае, среди всех приезжих, наверное, только и нашлась одна пара, которая рискнула пуститься через весь свет с грудным ребенком в корзинке. Это опять-таки видела одна тетя Поля.

Но дома было пусто.

Дочка с зятем куда-то ушли и забрали с собою Гнатика. Посреди стола сидела кошка и ела траву из букета в вазочке.

— Пошла вон, змея! — закричала тетя Поля.