Василий Шукшин - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Утопили? — спросил Стырь (перед митрополитом стояли он и еще несколько пожилых казаков). — Ая-яй!..

— Норовистый бог-то, — промолвил дед Любим, которого история с ягненочком растрогала. — А ягненочка-то зажарили?

Митрополит не знал, злиться ему или удивляться.

— Подумайте, подумайте, казаки, за что бог Елену-то наказал. В чем молитва-то наша богу?..

— В ягненочке? — догадался дед.

В приказной палате идет дипломатический торг. Степан не сдает тона, взятого им сразу.

— Двадцать две пушки, — уперся он. — Самые большие — с ими можно год в обороне сидеть. Нам остается двадцать.

— Для чего они вам?!

— Э, князь!.. Не гулял ты на степу-приволье. А крым-цы, азовцы, татарва?.. Мало ли! Найдутся и на нас лихие люди. Дойтить надо. А как дойдем, так пушечки вернем тотчас.

— Хитришь, атаман, — сказал молодой Прозоровский. — Эти двадцать две тяжелые — тебе их везти трудно. Ты и отдаешь…

— Не хочете — не надо, довезем как-нибудь.

— Не про то речь!.. — с досадой воскликнул старший Прозоровский. — Опять ты оружный уходишь — вот беда-то.

— А вы чего же хочете? Чтоб я голый от вас ушел? Не бывать! Не повелось так, чтоб казаки неоружные шли.

— Да ведь ты если б шел! Ты опять грабить начнешь!

— Ну а струги? — спросил младший Прозоровский.

— А ясырь?

— Ясырь — нет. Мы за ясырь головы клали. Надо — пускай шах выкуп дает. Не обедняет. Понизовские, какие с нами ходили… мы их не неволим: хочут — пусть идут куды знают. За вины наши пошлем к великому государю станицу — челом бить. Вон Ларька с Мишкой поедут. А теперь — не обессудь, боярин: мы пошли гулять. Я с утра не давал казакам, теперь самая пора: глотки повысыхали, окатить надо. Пушки свезем, струги приведем, князька этого — тоже берите…

— А сестра его?

— Сестры его… нету. Ушла.

— Как «ушла»? Куда?

— Не знаю. Далеко. — Степан поднялся и вышел из палаты не оглянувшись.

— Где же девка-то? — спросил Прозоровский у есаулов. Есаулы пожали плечами.

— Отдавать не хочет, — понял дьяк. — Сколько вас в Москву поедет?

— Шестеро, — отвечал Иван Черноярец. — Ну, мы тоже пошли.

Власти остались сидеть. Долго молчали.

— Тц… — вздохнул старший Прозоровский. — Нехорошо у меня на душе, не ладно. Ушел, сукин сын, из рук ушел, как налим.

Утром другого дня Разин торговал у нагайских татар коней. В торге принимало участие чуть не все войско разинское. Гвалт стоял невообразимый.

Несколько человек татар крутились на кругу с лошадьми… Казаки толкали кулаками лошадей, засматривали им в зубы, пинали под брюхо…

— Сево? Сяцем так? — возмущались татары.

— «Сево», «сево»… Вот те и «сево»!..

Исследовались глаза, уши, ноздри, груди… Даже под хвост заглядывали. Кони шарахались от людей.

— Кузьма, ну-к, прыгни на ее: сразу не переломится — до Царицына можно смело ехать.

— А спина-то сбитая!

— Сево?

— Вот! Как же ее под седло?

— Потниська, потниська (потничок).

— Пошел ты!..

Степан со всеми вместе разглядывал, щупал, пинал коней. Соскучились казаки по ним. Светлой любовью светились глаза их.

— Ну-к, вон того, карева!.. Пробежи кто-нибудь! — кричал Степан.

Кто-нибудь помоложе с радостью великой прыгал карему на спину… Расступались. Кто поближе стоял, вваливал мерину плети… Тот прыгал и сразу брал в мах. Сотни пытливых глаз с нежностью смотрели вслед всаднику.

К Степану подошел Федор Сукнин.

— Воевода плывет, Тимофеич.

— К нам?

— Вон! Суды рулит…

— Найди Мишку Ярославова.

Мишка оказался тут.

— Написал тайше? — быстро спросил Степан.

— Написал.

Степан взял бумагу, а Мишка привел татарина. Судя по всему, старшего.

— На, — сказал Степан, подавая татарину лист. — Отдашь тайше. В руки! И чтоб духу твово тут не было.

— Понял, бачка. Пысьимо — тайша.

— Никому больше! От его мне привезешь. Здесь не захватишь — мы уйдем скоро, — бежи на Дон. — Вынул кошелек, отдал татарину. — Приедешь, ишшо дам. Пошли гостя стренем.

Степан с есаулами направились к берегу.

— Зачем? — недоумевал Степан, вглядываясь в воеводский струг. — Львов, Прозоровский, ишшо кто-то… Зачем, а?

— Не от царя ли чего пришло! — высказал тревожную мысль Мишка Ярославов.

— Мы б знали, — сказал Федор. — Иван Красулин прислал бы раньше их сказать.

— Ты передал ему? — спросил Степан. — Деньги-то…

— А как жа.

— Добре. Чего ж воевода пожаловал, овечий хвост? Зови на струг. — Степан свернул к своему стругу.

Воевода пожаловал по той простой причине, что явно «продешевил» в дипломатическом торгу в Астрахани.

— Здорово, атаман! — бодро приветствовал Прозоровский, входя в шатер.

— Здорово, бояре! Сидайте, — пригласил Степан.

— Экая шуба у тебя, братец! — воскликнул Прозоровский, уставившись на дорогую соболью шубу, лежащую на лежанке. — Богатая шуба!

— С чем пожаловали, бояре? — спросил Степан. — Не хотите ли сиухи?

— Нет. — Прозоровский посерьезнел. — Не дело мы вчерась порешили, атаман. Ты уйдешь, а государь с нас спросит…

— Чего ж вам надо ишшо?

— Ясырь надо отдать. Пушки все надо отдать. Товары… Что боем взяли — это ваше, бог с ими, а которые на Волге-то взяли?.. Те надо отдать — они грабленые.

— Все отдать! — воскликнул Степан. — Меня не надо в придачу?

— А ишшо: перепишем всех казаков — так спокойней.

Степан вскочил, заходил по малому пространству шатра.

— Пушки — я сказал: пришлем. Ясырь у нас — на трех казаков один человек. Отдадим, когда шах отдаст нам наших братов, какие у его в полону. Товар волжский мы давно подуванили — не собрать. Списывать нас — это что за чудеса? Ни на Яике, ни на Дону такого обычая не повелось.

— Поведется…

— Пошли со мной! — резко сказал Степан.

— Брось дурить!..

Степан уже вышагнул из шатра, крикнул, кто был поближе:

— Зови всех суды!

— Ошалел, змей полосатый, — негромко сказал Прозоровский. — Не робейте — пугнуть хочет. Пошли.

Воеводы и подьячий тоже вышли из шатра.

— Для чего всех-то?

— Спросим…

— Мы тебя спрашиваем!

— Чего ж меня спрашивать? Вы меня знаете… Писать-то их хочете? Вот их и спрашивайте.

— А ты вели им.

— Я им не воевода, а такой же казак.

Меж тем казаки с торгов хлынули на зов атамана.

— Братцы! — крикнул Степан. — Тут бояре пришли — списывать нас! Говорят, обычай такой повелся: донских и яицких казаков всех поголовно списывать! Я такого ишшо не слыхал. А вы?

Вся толпа на берегу будто вздохнула одним могучим вздохом:

— Нет!

— Говори теперь сам, — велел Степан Прозоровскому.

Прозоровский выступил вперед.

— Казаки! Не шумите… Надо это для того…

— Нет!! — опять ухнула толпа.

— Да вы не орите! Надо это…

— Нет!!!

Прозоровский повернулся и ушел в шатер.