Римма Коваленко - Хоровод

— Где надо, — ответил он, — положи журнал на место. Пей быстро чай, и будем прощаться.

— Очень грозный. — Наташа улыбалась. — В первый раз к тебе наведались, и сразу в шею.

Она, конечно, беспокоилась о бабушке, как та выдержит рейс, но еще больше ее мучило любопытство: а как Адам с ней уживется.

— А меня возьмешь в следующий рейс?

И Адам Васильевич понял, что Митька страдает: ревнует и вообще считает, что бабка заняла его место.

— У тебя свой рейс — в пионерский лагерь.

Адам Васильевич не знал, как побыстрей от них избавиться. Хоть никому на судне он не был сейчас нужен, каждый нес свою службу, но обычно в это время капитан стоял на палубе, и то, что сейчас был вынужден находиться в каюте, казалось ему нарушением.

Наташа вытащила из сумки баночку из-под майонеза с черной икрой, сунула ее в холодильник.

— В этом рейсе твои высокие гости перебьются без икры, — сказала она, — угощай бабушку и ешь сам.

С тех пор как в Тобольске они стали принимать на борт туристов, жена всегда перед рейсом вручала ему такую баночку. «На всякий случай, — говорила Наташа, — вдруг явится какой-нибудь знаменитый писатель или иностранец. Ты икру на тарелочку, лимончик — и прием по высшему классу». Он не разочаровывал ее: знаменитые и незнаменитые писатели вместе с иностранными гостями иногда целиком составляли туристскую группу. Им эта баночка, что слону дробина. Баночка из-под майонеза опустошалась на обратном пути самим Адамом Васильевичем с каким-нибудь нефтяником или геологом.

Адам Васильевич почувствовал необыкновенную легкость, когда Наташа и Митька наконец покинули каюту. Если б они еще захватили с собой и бабушку, жизнь его вошла бы в прежние берега. Но бабушка осталась. Сидела в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники, и ее длинная в сборку юбка касалась ковра. Что с ней в рейсе делать — ума не приложишь: книг она не читает, вязать не умеет, радио, если слушает, то вполуха, подхватит какую-нибудь фразу и комментирует: «Урожай в этом году был нелегким». В этом году! Как только язык повернулся. А в каком это году он был легким?

— Ты иди, Адам, — сказала бабушка, — мне что надо будет, я скажу. А ты занимайся своим делом. Рули куда надо.

Теплоход «Минск» мягко и плавно отчалил от пристани. Весной он побывал в ремонте, и сейчас белая и красная краска лаково сверкала новизной, только вблизи можно было рассмотреть, что новизна эта поверхностная, наведенная, а под ней местами помятое, немолодое железо. Пассажиров теплоход не волнует, а вот явятся туристы, и сразу: что, когда, зачем? Туристы вообще воспринимают капитана чем-то вроде затейника в доме отдыха — нескончаемый поток вопросов. В прошлом июле, когда они приняли в Тобольске туристов, Адама Васильевича два дня подряд изводил вопросами старик с полотенцем на шее. Полотенце он носил на манер шарфа, чем и привлекал к своей особе внимание. Завидев капитана, старик шел на него тараном, хватал за рукав:

«А не скажете, товарищ капитан, где построен ваш теплоход?»

«В ГДР, в городе Варнемюнде».

«Как интересно. А если, допустим, океан, он поплывет?»

«Теплоход построен по классу регистра нашей страны для озерного и прибрежного морского плавания».

«Кто бы мог подумать! А скажите, мы быстро плывем?»

«Днем двадцать семь километров в час. Помогает течение. Идем вниз по течению».

«Вы не ошибаетесь? Так медленно?»

Вот такого бы старичка да свести с бабушкой, пусть бы задавали друг другу вопросы. Но где его возьмешь, да и бабушка с норовом, не с каждым станет разговаривать.

На рассвете, когда капитан уступил свое место Зинченко, третий штурман Велихов, покидавший вместе с ним вахту, сказал:

— Пригласите на чаек, Адам Васильевич.

— Приглашаю.

Велихова он любил, хотя, бывает, за ночь они и слова не скажут друг другу. Зато уж, когда возникал у них разговор, он никогда не бывал пустым. Адам Васильевич ценил самостоятельные суждения парня. И Велихов по-особому к нему относился, не забывал, что капитан вытащил его из матросов, назначил третьим штурманом, а когда в отделе кадров придрались, где аттестат об окончании речного училища, отстоял. Все так складывалось с самого начала — чуть какая заминка или трудность у капитана — рядом Велихов. Однажды команда сошла на берег, а капитан остался. Велихов постоял, подумал и тоже остался. И вдруг приказ из диспетчерского пункта: «Минску» срочно очистить причал, перейти на другое место». Вот тут Велихов себя показал: двигатели запустил и вообще действовал так, хоть аттестуй его с ходу на главного механика или первого штурмана.

— Я бабушку вашу проведать хочу, — сказал Велихов, — проснулась она, как думаете?

— Разбудим, если спит.

Велихов остановился, замялся.

— Строгий вы с ней чересчур, Адам Васильевич. Старенькая ведь, надо бы с ней поласковей.

— Это я так, не спит она. И чайник у нее уже готов. Пошли, пошли. А насчет «старенькая», вы ее не идеализируйте. Она к ласковым словам подозрительна.

Бабушка кольнула Велихова взглядом, но поставила на стол третий стакан в подстаканнике. Потом повнимательней вгляделась в штурмана и подобрела.

— Бери масло, колбасу, сирота, ешь, не стесняйся.

Велихов поперхнулся.

— Откуда вы знаете, что сирота?

И Адам Васильевич удивился, в анкете Велихова было написано, что родители у него колхозники.

— Кукушка на хвосте принесла, — бабушка была довольна, что не подвела ее проницательность, — ешь, дитятко, ты ведь их всех тут помоложе, они уже свое отъели, им уже чем меньше еды, тем лучше, а тебе она вся на пользу.

Адам Васильевич взглянул на Велихова: а ведь правда сирота.

Велихов пил чай, вытащив стакан из подстаканника, мизинец держал на отлете, и этот мизинец всегда не нравился капитану. Говорил ему не раз: прижимай палец, некрасиво, некультурно. Послушный и восприимчивый Велихов с пальцем справиться не мог и подстричься как следует не умел, даже в лучшей парикмахерской его выстригали, как овцу. И еще у него была привычка втягивать носом воздух, когда волновался, независимо от чего, от обиды или похвалы. И сейчас Велихов, от слов бабушки разволновался.

— Я к вам по серьезному вопросу. — Велихов засунул стакан в подстаканник, втянул носом воздух, потом подул вверх, от чего волосы на лбу пошли веером. — Одни работают, хоть суши их после вахты на веревке, а другие прохлаждаются.

— Конкретно.

— Таисия — директор ресторана — она же пухнет от безделья. И доктор Гурьев. Кого он лечит? В библиотеке три с половиной книжки, читать нечего, учета никакого, а катается туда-обратно библиотекарь. Видели, какую на этот рейс дали? Просто на роль возлюбленной Брагина. Лилей зовут.

Адам Васильевич не стал объяснять, что директор ресторана, доктор и библиотекарь не по их ведомству кадры. Велихов не хуже его знал, что для команды главное — содержание судна в отличном состоянии, а также выполнение плана перевозок пассажиров.