Раиса Белоглазова - Ритка

Напомнила ему:

— Я же еще только в девятом. И потом… Говорят, есть такой институт: садоводства и виноградарства. И еще Лесная академия. В Ленинграде. Мне бы в такой попасть. Я сейчас как раз с землей вожусь, с рассадой. Нравится, да. Во всяком случае лучше, чем с людьми.

— Не любишь людей? — заглянул в глаза Гоша. — Они могли быть лучше? Некоторые. А другим и некуда быть лучше. Например, таким, как Юрий Гагарин.

— Сколько их, таких, как Гагарин?

— А я люблю с ребятами, — признался Гоша. — Направлять их. И землю люблю. Я ведь деревенский. Мы со Светланой в колхозную школу после института собираемся. Знаете, как там уютно? В деревенских школах. Никогда не бывали? Жаль!

Танцы еще продолжались, вышла в коридор, постояла у окна, прислушиваясь к шарканью ног. Будто речная волна о песок бьет. Гоша со Светланой, конечно, дождутся госэкзаменов, а потом уедут в деревню учить колхозных ребятишек. Будут бегать с ними зимой на лыжах, весной искать на полях первые цветы, и будет у них жизнь простая и осмысленная, нужная. Им будет не стыдно смотреть людям в глаза, а главное не будет точить недовольство собой.

Постояв возле фойе, направилась по неосвещенному коридору к бачку. Во рту, видимо, от волнения пересохло. На диване за бачком кто-то разговаривал вполголоса. Повернула, было, назад, но, услышав голос Дворниковой, затаила дыхание.

— Нет, — жестко сказала Галка. — И не зови. Это ты сейчас потому, что тебя поругали. А приеду я… Будет специальность и угол найдется. Теперь-то уж не пропаду.

Поторопилась уйти, чтобы не мешать. Одобрила про себя Дворникову: «Правильно, Галка, не соглашайся!»

Так, с мыслями о Дворниковой и ее будущем и заснула.

Утром все поднялись, конечно, невыспавшиеся, но никто долго не раскачивался, как обычно. Принялись припоминать подробности вечера, рассматривать подарки. А ее позвали от двери:

— Грачева, на выход!.. Там к тебе приехали.

Подумала не без досады: «Мать бы еще пораньше собралась! Не завтракали даже еще».

Но в холле навстречу поднялась из кресла Катя.

— Подожди, — сказала завуч, — я тебе бумажку напишу. На всякий случай. Вряд ли за три дня управитесь. Праздники… Ты знаешь что? Ты позвони нам, чтобы мы в курсе были. Маргарита помолчала, и добавила, понизив голос:

— Поддержи мать то! Одна ты у нее теперь осталась опора. Побудь с ней сколько надо. Мы тут все оформим.

Катя приехала с отцом. Иван Николаевич и рассказал завучу обо всем, пока Ритка одевалась, а Катя ждала. Приехали они за ней на такси и всю дорогу на обратном пути промолчали. Было видно: не хотят говорить при чужом человеке. Шофер, широколицый дядька в кожаной куртке, все поглядывал на Ритку, явно намереваясь что-то спросить, но, видимо, так и не решился.

Возле дома Иван Николаевич вышел из машины первым и открыл перед Риткой дверцу. И тут горло перехватило. Помогла Катя, объяснила озабоченно:

— Я в школу сейчас сбегаю ненадолго. Ответственная я за оформление нашей праздничной колонны. Поручила там, правда, Кешке Опенкову. Справится, конечно, и все равно проверить надо.

Первомайская демонстрация на площади должна была начаться ровно через сутки.

Ритка и не предполагала, что возвращение домой так взволнует. Даже и такое вот, по случаю беды и всего лишь па каких-то три дня. Уж, кажется, до чего опостылели неуют необжитых комнат, теснота этих новых кварталов, где взгляд всюду натыкается на камень стен! В душе все еще жила тоска по старому бараку, где нужно было спешить под крышу только в непогоду и где домом, по сути, был весь лес с веселой одуванчиковой лужайкой и просторным, ничем не загороженным небом. Там всегда было где спастись от пьяных скандалов отца, от напряженного, тягостного ожидания этих скандалов. Там успокаивала мудрая тишина леса, согревала и радовала каждая былинка. Но вот переступила порог крошечной передней, увидела на вешалке материн полушалок, и сердце зачастило где-то под горлом.

Димка только что проснулся, и мать кормила его на кухне. Непривычно строгая в своем черном сарафане. Она и кофточку надела черную, переделала из старого платья. Похудела или кажется такой, потому что в черном?

Рассказала сдержанно:

— В последнее время отец не пил. Совсем. Три месяца с лишним. А тут они сдали объект. Как раз к празднику. Но дождаться праздника и отметить успех по-человечески — на это отца уже не хватило. Домой своих «дружков» он на этот раз почему-то не повел. Взяли ящик водки, устроились в каком-то подвале. Тут отца и настигла смерть от паралича сердца. С рюмкой в руках. Она только собралась к Ритке на вечер. Прибегает мужчина…

— Увезли его сразу же. На «Скорой», — добавила мать.

Она не плакала, не дергала Димку, он все капризничал, канючил. Пришли две женщины с работы отца. Та из них, что была постарше, поразговорчивее, с грубо подкрашенным лицом, увидев, как мать мается с Димкой, запричитала:

— Уж лучше бы бог прибрал мальчонку! Кому он нужен такой?

— Не без матери остался, — сухо возразила ей мать. Подниму как-нибудь.

Порадовалась про себя ее ответу, подошла, взяла Димку на руки.

— Можно, я пойду с ним погуляю?

У матери потеплели глаза.

— Ступайте… А мы тут посоветуемся, что еще надо сделать. Да сама оденься, свежо на дворе.

— Дочь-то у тебя красавица! — продолжала свое женщина с накрашенным лицом. — В котором она у тебя?

Постояла у закрытой двери, придерживая братишку. Вот это, наверное, самое мучительное для матери, когда спрашивают так? Каждой женщине хочется гордиться своим ребенком, а ее матери выпало вот такое… Выпало ли? Ритка всегда думала только о себе. А о том, как это будет для матери, для других, и не задумывалась. Все о себе да о себе!

Гуляла с Димкой в затишье за стеной дома и думала о матери. Она очень изменилась за последнее время. А вот отец… Нет, так и не расстался бы он со своей водкой. Все равно бы сорвался. Рано или поздно. Он ни разу не приезжал в ПТУ, не написал ей туда ни строчки. Будто у него и не было дочери. Отец был убежден, что семья существует лишь для того, чтобы мужчину было кому обстирать и накормить. Никакой ответственности перед семьей он не испытывал.

За спиной кто-то позвал несмело:

— Рита!

Это была Томка. В модных сапожках, плащ-пальто в клетку с металлическими пуговицами. Черные жесткие волосы распущены по плечам, веки намалеваны белым. Подурнела, облезлая какая-то стала.

Поздоровалась с ней просто, будто виделись не больше как неделю назад. Димка занялся камушками, укладывал их в ведерко, неповоротливый в своей курточке с капюшоном. Поговорили. Томка поинтересовалась, как там, в ПТУ?

— На кого я учусь? Шью… В любом случае мне это не повредит. Девчонка должна уметь немного шить.