Дмитрий Ерёмин - Перед прыжком [Роман]

Сидевший до этого молча Малкин пунцово вспыхнул, тоже, как и Игнат, заерзал на своем стуле, впился испуганным взглядом в лицо Ивана Амелина, как бы моля его промолчать, не спрашивать, но вместе с тем понимая, что теперь нельзя промолчать, что и ему все равно отвечать придется. А Сухорукий, как назло, добавил:

— Чисто снаряд от пушки! Выточил ее да и носит теперь в кармане, форсит своей зажигалкой…

Некоторое время все напряженно молчали.

Потом Владимир Ильич негромко и, как показалось делегатам, почти стеснительно, как бы печалясь и стыдясь, раздумчиво произнес:

— Гм, да… много каждому человеку нужно. Но важнее всего пролетарская гордость. Честность. Уважение к себе. Не говоря уже об интересах своего государства…

Он нахмурился, помолчал. Потом, как бы с трудом стряхнув внезапно наплывшее огорчение, мимоходом заглянул на полку одной из квадратных, вертящихся этажерок, стоявших с книгами и бумагами возле стола, устало и неохотно присел на стул.

«Пожалел! — с благодарностью и стыдом подумал Сергей Малкин, невольно вцепившись пальцами в карман пиджака, в котором лежала проклятая зажигалка. — И чего мы, верно, с этими зажигалками? А то вон и с колуном? Тьфу ты, бес меня раздери!»

Зажигалку он сделал и в самом деле фасонистую, в форме снаряда, с остроконечной крышечкой, надраил ее до блеска, честь по чести. Теперь, ее солидная тяжесть, величина и конусок завинчивающейся крышки показались вдруг постыдными для него, рабочего человека, партийца, одного из тех, о ком товарищ Ленин говорит здесь с такой надеждой, с таким уважением.

«Чего-ничего, а спереть… У-у, хапало чертово! — со злостью подумал он о себе. — Да пропади она пропадом, злая сила! Еще хорошо, что так обошлось, а то хоть башкой об стену…»

Ленин между тем, откинувшись к плетеной спинке стула и как бы отстраняя постыдное и случайное, что прервало их серьезный разговор, с поразившей делегатов проникновенностью произнес:

— Быть настоящим рабочим, тем более коммунистом, совсем не легко. Особенно если не принудишь себя день за днем становиться им. Груз старых понятий сам с плеч не свалится, мертвый будет хватать живого. Куда как легче просто существовать. Но это, по-моему, небольшая радость. Мелкая радость. Украсть с завода колун, выточить зажигалку… гм… Впрочем, давайте вернемся к главному разговору! — и быстрым брезгливым движением плеч как бы отбросил прочь постыдные и случайные мелочи. — Сейчас, в наших трудных условиях, каждому рабочему, если он рабочий не только по профессии, но и по убеждениям, надо помнить одну важнейшую заповедь: что бы мы ни делали, какие бы текущие задачи ни решали, к каким бы приемам в их решении ни прибегали — для нас неизменным принципом, священной заповедью должно быть сохранение власти пролетариата, его революционной диктатуры. А высший принцип диктатуры — это братский союз рабочих и крестьян. Благодаря ему рабочий класс только и сможет удержать сейчас руководящую роль и государственную власть в России. Рабочий — это промышленность, основа нашего развития. Крестьянство — его верный соратник. Таким образом в стране с преобладающим крестьянским населением исторической задачей пролетариата является разумное, терпеливое обеспечение перехода этих крестьян к коллективному общественному труду на базе машинной техники. Это дело нелегкое, затяжное. Оно потребует работы нескольких поколений. Наша задача — начать исторический поворот. А ведь вы — не только партийцы, но, полагаю, и беспартийные — всерьез хотите победы социализма в нашей стране? Не так ли? — спросил он и по очереди оглядел сидящих перед ним рабочих.

— А как же? — за всех ответил Иван Амелин. — Иначе зачем было и драться в семнадцатом?

— Правильно! Иначе незачем было и начинать. Жить бы при помещиках и буржуях, гнуть на них спину. Однако победы социализма нельзя достичь наскоком, путем одного лишь увлечения, даже самопожертвования. Эти качества сами по себе драгоценны. Они помогли нам победить врагов революции на фронтах. Там это, возможно, играло даже главную роль. Крестьянин-солдат был воодушевлен борьбой за землю против помещиков и кулаков, рабочие — против заводчиков и капиталистов. Но теперь положение изменилось. Теперь, чтобы восстановить и двинуть дальше социалистический фронт, необходимы терпение, деловитость, — быть может, даже скучная, будничная работа. И так вести дело куда труднее: здесь особенно необходима предельная отработанность мысли, трезвого взгляда на вещи. Именно это должно быть главным в поведении не только партийцев, но и сознательных беспартийных, ибо их интересы в конечном счете решительно совпадают…

Его прекрасное, мужественное лицо с резко выраженными чертами, в изменении которых легко читался каждый оттенок мысли, вдруг мягко дрогнуло, в прищуренных глазах мелькнула, как свет, улыбка.

— Признайтесь, что не эта разумная трезвость, а увлечение чувством, нередко мелким, владеет вами еще и теперь? Митинговые настроения захлестнули сейчас многих на заводах… не удивительно, что и у вас. Не вдумываясь в сложнейшие, неотложнейшие проблемы нового этапа в развитии страны во всей их необходимости, некоторые, — Ленин мельком, но очень красноречиво остановил проницательный взгляд на Драченове, отчужденно сидевшем за дальним концом стола, — готовы в каждой такой сложности винить ЦК нашей партии, заниматься интригами, мелкой и крупной драчкой вместо того, чтобы терпеливо, уверенными и ловкими руками развязывать каждый гордиев, узел противоречий и трудностей, стоящих на пути. А трудностей этих будет немало. Для их преодоления мы намечаем решительный переход от чисто революционных методов военного коммунизма к более гибким методам новой экономической политики. Суть этой новой политики, если говорить коротко; заключается во временном допущении частного капитала в промышленность и торговлю при полном обеспечении государственной диктатуры пролетариата. После Октябрьского переворота нам не удалось прямой штурмовой атакой осилить эту задачу. Последствия гражданской войны окончательно похоронили надежды на такую возможность. Значит, мы должны эту задачу осилить рядом медленных, постепенных, осторожных «осадных» действий, ибо нет ничего более опасного для нас, как тащиться по колдобинам послевоенной разрухи за счет предельного истощения сил в крестьянстве и рабочем классе при постоянной угрозе нападения извне со стороны более сильного противника. Сейчас у нас наиболее остро обнаружилась отсрочка восстановлении крупной промышленности, ее оборота с земледелием, невозможность удовлетворить острейшую нужду деревни в машинах, текстильных и других изделиях. Значит, надо пока налечь на более доступное: на восстановление крестьянского хозяйства и мелкой промышленности. Помочь делу с этой стороны, подпереть этот бок полуразваленного войной и блокадой строения. Такова, в частности, основная мысль замены разверстки продналогом, его экономическое значение и всего, что с этим связано. В тех невероятно трудных условиях, в каких мы оказались, только такая политика позволит нам выстоять, сделать вначале едва ли не самый главный шаг вперед в деле преодоления разрухи, а затем, окрепнув, совершить наконец решительный прыжок в сторону социализма…