Дмитрий Ерёмин - Перед прыжком [Роман]

Он опять внимательно оглядел делегатов.

— Главная наша задача в том, чтобы заложить экономический фундамент коммунизма, суть которого заключается в создании крупной машинной индустрии, способной по технической мощи и по своим организационным «настройкам» превратить нынешнюю мелкокрестьянскую Россию в высокоразвитое индустриальное государство с крупным, механизированным сельским хозяйством. И мы такой фундамент заложим! — с силой добавил Ленин. — Несмотря на множество трудностей в стране и на бешеное противодействие со стороны мировой буржуазии, мы взялись это сделать и сделаем!

Ленин мельком взглянул на часы, висевшие перед ним на стене, над дверью в приемную. Часы были старые, неисправные, время указывали неверно. Но он уже привык к ним. Ему надо было, чтобы они, эти старенькие часы, все время находились перед глазами, напоминали о быстротекущем времени. Поэтому и теперь, как всякий раз в таких случаях, он лишь привычно перепроверил настенные часы своими, вынутыми из кармашка жилетки, укоризненно покачал головой, недовольно хмыкнул, явно имея в виду себя: «Гм, да… заговорился, а времени уже нет, ждут другие дела!», положил ладонь правой руки на стол и легонько постучал пальцами по зеленому сукну стола. И неожиданно обратился опять к Сухорукому:

— Скажите, товарищ, вы воевали?

— А как же! — охотно, не без самолюбивой гордости, ответил тот. — И с японцем, и с германцами.

— Солдатом?

Сухорукий усмехнулся в прокуренные усы:

— В генералы я вроде не гожусь…

— Гм, так. Вот теперь и скажите: можно ли побить врага, если каждая рота и каждый взвод будут действовать сами по себе, как им заблагорассудится, не подчиняясь распоряжениям командования?

— Это как же? — не сразу поняв, куда клонит Владимир Ильич, насторожился Сухорукий. — Такое никак! Штабам оно, чай, виднее. Рота, тем больше взвод, эти только чего вблизи…

— А ваш завком рассудил иначе. Решение правительства о посылке эшелона рабочих на хлебный фронт он счел пустой, не обязательной для себя бумажкой. Ему, видимо, все равно, что сейчас требуется стране в целом, главное — что устраивает групповые, местные интересы. Как вы лично относитесь к такой политике?

— Я-то? — Сухорукий побагровел. — Ну я-то, конечно, не шибко силен. Драченов… а я за ним.

— Вы за ним. А противник тем временем бросает свои войска на ваш митингующий самостийный взвод. Потом на другой такой же, на третий. В итоге вместо победы дело кончается поражением. Верно?

— Вроде бы…

— Именно так! Победить разруху и голод можно лишь всем сообща, крепко взявшись за руки, соблюдая строжайшую пролетарскую дисциплину. Без этого — смерть. А хлебный фронт сейчас главный. И, возвращаясь к нашим текущим делам, должен сказать, что мы уже сейчас, в начале года, объявляем всероссийскую мобилизацию трудящихся, начиная с рабочих центра, на сельскохозяйственный фронт. То есть будем с ранней весны формировать и отправлять из промышленных центров в хлебородные губернии, прежде всего в Сибирь, рабочие продовольственные отряды в помощь крестьянству. Нам во что бы то ни стало нужно дозаготовить те сто пятьдесят миллионов пудов зерна, которые не обеспечиваются в этом году ни налогом, ни разверсткой. Именно поэтому поездка вашего эшелона, поездка специалистов по сельскохозяйственным машинам, да еще с запасными частями, которые мы надеемся получить у дирекции завода в счет готовых машин, такая поездка архинеобходима! И я пользуюсь случаем просить каждого из вас… и вас, товарищ, — в последний раз обратился он к Сухорукому, в продолжении почти всего разговора как бы не замечая молча сидевшего на отшибе Драченова. — Да, да, и вас, несмотря на то, что «крестьянство вам лично ни к чему», но, учитывая его роль в государстве, я хотел бы вас всех просить разъяснить сказанное здесь своим товарищам по заводу. Стать, если хотите, боевыми агитаторами за эту поездку, а во время самой поездки, которая будет длиться довольно долго, быть образцом в труде и в той большой разъяснительной пролетарской работе среди крестьян в пользу Советской власти, которую каждому из вас и всем рабочим завода в целом обязательно придется вести, чтобы помочь сибирскому крестьянину лучше понять и общее положение в республике, и необходимость братского единства с революционным рабочим классом…

…Когда делегаты вышли, Ленин попросил телефонистку соединить его с наркомом продовольствия Цюрупой.

— Александр Дмитриевич! — сказал он, довольный, что нелегкая в те годы связь так быстро наладилась. — У меня только что была делегация рабочих Люберецкого завода Мак-Кормиков. Да. Худо у них. Тысячи полторы, не считая семей. В виде исключения не найдется ли у вас, ну, скажем, вагон зерна или муки. На посевную работали хорошо. Да-да, прикиньте, пожалуйста, а потом позвоните мне. Хорошо?

Эпидемия гриппа началась в ту пору в Испании и уже оттуда прошла на восток Европы. Вместе с холерой и тифом «испанка» второй год подряд свирепствовала в Советской России. Голодные, обессилевшие люди не в состоянии были сопротивляться страшной болезни. Смерть от ее осложнений выкашивала их в городах как траву, без всякой пощады.

Немало умерших отнесли на местное кладбище и из заводской больницы. Но Платону Головину повезло: закаменевшая в своем горе Дарья Васильевна не отходила от его больничной койки ни днем ни ночью. Старенький фельдшер Мозжухин только одобрительно крякал, наблюдая за тем, как молчаливая, исхудавшая женщина обкладывает мужа горчичной бумагой, укутывает, выхаживает, и больной с каждым днем заметно идет на поправит.

Через две с небольшим недели его, еле держащегося на ногах, отпустили домой. И здесь совсем полегчало: в больнице пришлось лежать в продуваемом со всех сторон коридоре, возле окна, а дома хоть и не очень тепло, но своя, тобою сделанная кровать, родное ватное одеяло, свои хоть и кислые, но куда как вкуснее приготовленные Дашей щи, вгоняющий в пот земляничный чай с сахарином. К тому же Зинку или Антошку можно послать к старику Щербовичу: невелики у аптекаря запасы лекарств, а все по-соседски отпустит баночку скипидарной мази — натереть на ночь грудь, чтобы хрипу поменьше было…

Вместе с выздоровлением стали возвращаться к Платону и заботы: что было на только что прошедшем съезде партии? Что с поездкой в Сибирь? Как вообще дела?..

Было горько, что тогда, в феврале, из-за проклятой болезни не попал вместе с делегацией к товарищу Ленину. И Михаила Ивановича Калинина на заводском митинге не послушал. Только и радости, что газета: Дашенька приносит ее аккуратно…

Страшась распространения эпидемии, в больницу посторонних без срочной надобности не пускали. Дарья Васильевна, занятая больным, мало что знала, и теперь, вернувшись домой, Платон день за днем нетерпеливо ждал Веритеева или Малкина: как ни заняты, должны навестить больного, не передавать новости через Дашеньку, а прийти самим, обо всем обсказать подробно.