Дмитрий Ерёмин - Перед прыжком [Роман]

— А вправду ли тот налог, али так, для виду?

— А как оно в целом-то по Расее: выдюжим? Отобьемся?..

Попробовал было в Знаменке богатей Пузанов («И надо же, фамилия точно по его комплекции: пузан пузаном!»)… начал было этот Пузанов на сходке вести агитацию под видом заботы о мужиках, сказал:

— Энти желают помощь нам оказать, чтобы сибирский хлебушко вывезти в свои города. Вот откуда их к нам любовь! А мы как жили без них, так дальше и проживем. Хлебушка, слава те господи, нам тут хватит и без ремонта машин да артелей. А потому предлагаю вручить господину товарищу комиссару наш приговор об том, что не нуждаемся мы, мужики, в ихней помощи! Расея пущай сама по себе, мы тут сами по себе. Управимся. А граждане комиссары пущай уезжают отсель хоть к анчуткам в другие места. В наших им быть совсем ни к чему…

Сказал, да на этом его «пузаново» и закончилось. Вначале его припечатал Иван Амелин. Мужик он резкий, за словом в карман не лезет. Потом пошло от самих мужиков:

— Ишь вылез, пузатый черт! Верно сказал Амелин, что гидра!

— Тебе, Силант Митрофаныч, что? Как салом набит. Чисто кабан под светлое рождество. А у нас?

— Да чего его слухать? Гнать его надо, контру!

— Хочет, как прежде, на нас сидеть!

— С языка — медовит, внутрях — ядовит!..

А тут еще кстати приехал Оржанов со своим театром и вечером показал спектакль «Кровные враги». Тут уж совсем Пузанову крышка: из дому выходить перестал, не то что выступать на сходках…

Да-а, — раздумывал Веритеев, — дело пошло. Ребята приводят в порядок косилки, жнейки да молотилки. Кузнецы в каждом селе звенят от зари до зари. Ведется и разная другая работа, какая требуется сейчас в крестьянском хозяйстве. Все сыты, здоровы, с нетерпением ждут начало страды. Вот-вот и хлеба войдут в свою полную спелость, тогда — поворачивайся! А до этого надо еще успеть побывать у Сергея Малкина да в Скупине у своих «сенников».

Надумав завтра же отправиться с паровозом Никитина в Скупино, он решил вначале заглянуть на главное предприятие городка, механический завод: интересно, как идут дела в самом городе? Директор завода Егор Адрианов мужик неопытный, больше все воевал, дело имел с винтовкой да пулеметом. Назначен руководить предприятием по партийному доверию, а не по опыту в рабочих делах. Так что здесь вся надежда на добросовестность своих поселковых — инженеров, мастеров, слесарей, наладчиков да бухгалтеров вроде Петра Петровича Клетского. Эти, похоже, вполне надежны, а кто их, однако, интеллигенцию, знает?

Директор завода — совсем еще молодой простоватый мужчина в вылинявшей гимнастерке и потертых галифе, заправленных в запыленные сапоги, встретил его как родного.

— Ты только подумай, браток! — говорил он, возбужденно расхаживая по бедно обставленному кабинету и явно радуясь приходу Веритеева. — Ну прямо чудо, как все тут вышло! Пришел я сюда, на завод, на этот самый раззор…

Он повел взглядом бойких карих глаз по запыленным окошкам кабинета, тем самым как бы показывая Веритееву и все остальное, что за окнами, на выжженной летним солнцем территории завода.

— Ну, думаю, влип ты, брат, по самые уши! А почему? Потому что ведь до того я был кто? Пензенский. Рос в глухой деревеньке Пестровке. Ну плотничал с батей, верно. А потом? Потом, браток, фронт на германской. Ранение. Еще раз ранение. А как быть Октябрю, так я вначале кинулся было домой, в свою Пестровку. Ан в Пензе, глянь ты, белые чехи. Ну ладно. Идем всем полком с боями за Волгу, к Уфе. Потом, когда я уже в партии стал, двинулись на Челябу да на Ишим и на Омск — громить колчаковскую гидру. И только мы, значит, их разбили, как нас оставили в гарнизонах. Стали трудармией, в помощь Сибири своим трудом. Тут бы я, парень, не сплоховал: деревенское дело знаю. Да только меня вначале послали в Омск, в совпартшколу. Учился. Закончил. Думаю: ну — домой. Ан стал директором этой бандуры! А сам в заводском деле ни-ни! Турка!..

Он опять повел веселым взглядом по пыльным окнам.

— И только тут сел, как страх меня взял такой, какого не было и на фронте. Ежели бы в деревне или там в плотницком каком деле… Так нет же, сюда! А раззор тут открылся немыслимый, хоть беги! Но и бежать стало некуда: «Давай, говорят в губкоме, налаживай!» — «А с какого боку налаживать?» — говорю. «А с того, где важнее», — мне говорят. «А как я узнаю, где тут важнее? — спрашиваю. — Рабочим я не был, солдат и солдат». — «А ты, говорят, член партии, большевик Вот и давай, брат, налаживай…»

Он помолчал, покачал головой, усмехнулся.

— Раньше я думал: как происходит оно у рабочих? А ничего, мол, особенного: приходят они на завод, прямо идут к станкам, делают в свое время, что им велят, а к ночи — домой. Деревенское дело казалось куда мудренее. А когда взялся — батюшки вы мои! Что им велеть-то? И из чего? И сколько чего? И для кого? Да так, чтобы не прогореть, не вылететь дымом в трубу вместе со всем заводом, если сделал не то и не так! Такого я раньше и в уме не имел!.. А тут еще жулики оказались. Главный- то инженер и какие другие по производству — загодя подались неизвестно куда. Тот, кто хозяйством ведал, контриком оказался: загнал всю прежнюю продукцию другому заводу и тоже дал тягаля. В шкафах — одни лишь бумаги. А я в тех бумагах — ни в зуб ногой. Полный раззор — и все! Ну, думаю, чума их возьми, инженеры да разные там бухгалтеры и какие другие — не что иное, как чистая контра! Рубать их под корень! А тут возьми да приехал ваш эшелон… ух, выручил ты меня!

Адрианов сел на скрипнувший стул.

— Оно ведь я думал как? Завод или там фабрика — дело простое: есть станок, железо для производства, кузница, печи, вкалывай себе — и дело с концом. А когда оказался на этом директорском месте… ну будто в темном лесу! Сначала, когда и твой эшелон приехал, я думал, что тоже одни господа, белоручки, особенно Клетский такой, Петр Петрович. А они такими, брат, башковитыми оказались! Переписали все оборудование, записали и то, какое надо еще. Определили заводской, как говорят, профиль и эту, номенклатуру, что ли, бес ее раздери? Притом — на каждом рабочем участке и по цехам, а также что, когда и по чьему заказу выработать в каждом цеху. Да не только на месяц, а и на целый год. Отсюда — какая и в чем потребность. И фонд. И прибыль в процентах… видал? Теперь я этих ваших интеллигентов только что на руках не ношу! А если придется — и понесу, истинный бог!.

В дверь постучали — не сильно, но и не тихо.

— Входи, чего там, люди свои! — все еще находясь в состоянии веселого оживления от шумного разговора, крикнул Адрианов.

Вошел Петр Петрович Клетский. Вошел точно так, как стучал: с достоинством, даже, пожалуй, несколько чопорно, как подобает входить знающему себе цену чиновнику в кабинет начальства. И одет он был соответственно этому несколько чопорному достоинству. Несмотря на знойную, пыльную духоту, давно уже навалившуюся на эту часть Сибири, да так и не отпускающую ни на час, на Петре Петровиче ладно сидел хорошо отутюженный чесучовый пиджак. Кипенную белизну сорочки оттенял строго повязанный черный галстук. Даже зажатая под мышкой служебная папка из знакомого Веритееву американского прессшпана казалась исполненной спокойного глянцевитого достоинства.