Николай Яньков - Закон предков [Рассказы]

Аракча куда-то пропал, ушел из Талакана. Друг Чохтоо просил Чиктыкона не торопиться. На Ленгамо послали парня с оленями. Он привез мясо сохатого и амаки.

Вечером Чиктыкон пришел в чум к Чохтоо. У всех дома из бревен крепких, как железо, лиственниц, Чохтоо да еще дед Василий со своей старухой остались в чумах. Чохтоо говорит, что от деревянных стен у него спина болит. В чум пришли старики Дуко, Василий, Баяки, Мукто, пришел с шаманским барабаном в руках Никанча.

Древний красный огонь горел под казаном с мясом сохатого. Кривой Чиктыкон сидел на корточках возле огня. Никто не приставал к нему с расспросами. В темных ремнях морщин Чиктыкона вялым огнем светился одинокий глаз. Старики в раздумье молча дымили трубками.

Но вот Чохтоо выложил в медный таз чукин — недоваренное мясо. Темнело круглое сердце амаки. Чиктыкон подхватил горячее, дымящееся медвежье сердце, забормотал:

— Добрый амака, черный амака! Ты умный, большой, сильный. Я тебя не трогал, я тебя не хотел убивать, ты сам начал! Ты не думай, не думай, амака, я не хотел. Мы тебя любим, амака! Аракча тебя не любит, он плохой, но таких больше нет среди нас, не будет!

Засверкали ножи. Каждый отрезал себе кусок от сердца амаки. В железные кружки из матовой от изморози бутылки разлили спирт — каждому по глотку. И вдруг заговорили все разом. Чиктыкон — удалый охотник, хорошо поохотился! Большой амака, сохатый большой, жирный. Много мяса, вкусно! Аракча — негодный человек, трус. Он сбежал. В поселок Геологический.

Но от позора куда сбежишь? Пуля его догонит. В роду Кочениль не было таких и не будет! Так велит закон предков…

— Мы тебе дадим белых оленей! — крикнул Чохтоо. — Белых оленей запряжем в нарту догнать Аракчу!

Красные блики плясали по стенам древнего чума. Ворочался и кружился дым под конусом крыши. Вспомнили Товгу. Жил да был давным-давно трусливый человек Товга. Жирной дрожащей спиной Товга поймал стрелу. Имя его выбросили, как мусор. Но был другой человек — охотник Ятэкэ, богатырь-богатырище. Всех умнее и всех сильнее был тот Ятэкэ — прародитель рода. «Убирайте с ножей своих ржавчину, из рода — худых людей!» — завещал Ятэкэ.

Хрипуче гудел барабан под руками Никанчи. Вдохновенно светились морщинистые лица. Старики кружились вокруг огня, били ладонями в такт песне, славившей закон предков, закон чести, летели древние слова, сливаясь с дымом:

На восходе солнца Чиктыкон пришел в дом Аракчи, который жил теперь в поселке Геологический. Дом Аракчи — «полная чаша», как говорят лючи (русские). Цветастые дорогие ковры на стенах, на полу, на диване. Лакированные ящики до самого потолка. Машины для пыли, музыки, стирки. Разрисованные тарелки, чашки в зеркальном шкафу. «Молодежь теперь больше заботится о том, чтобы хорошо было снаружи, а не о том, что внутри!» — с раздражением глянул Чиктыкон в лицо Джальгурик.

Краска отхлынула от ее круглых щек. Знает ли Джальгурик о бесповоротном решении стариков? Чиктыкон видел: знает! Ребятишки Аракчи спали на широкой кровати под красивым шелковым одеялом. Губы Джальгурик были плотно сжаты, что больше всего понравилось старику. Он ждал просьб, криков, слез. Кричать на мужчину — что может быть унизительней и позорней для эвенкийской женщины? Бежит в жилах Джальгурик чистая кровь рода!

Чиктыкон бросил на стол белок и соболей. Достал тряпичный сверток, который лежал глубоко за пазухой парки. Сверток ударился о крышку стола камнем. В тряпице лежал золотой самородок. Чиктыкон нашел его в тайге давно, в молодости — лет сорок валяется в сундуке тяжелый блестящий камень.

— Я могу не вернуться, — хрипло сказал старик, — Аракчи нету, не будет. Ребятишек люди прокормят. Помогут!

Джальгурик молча кивнула, сглотнув комок.

День был белый и плоский, как морозный рисунок на оконном стекле.

Одинокий глаз Чиктыкона узнавал и не узнавал знакомые сопки и берега. У сопки Хор старик затормозил нарту — проститься, поблагодарить тени предков за счастливое одарение жизнью. От холода пар дыхания спекался в мелкие колючие иглы, издававшие в воздухе слабый звон.

И снова замелькали оленьи копыта, взрывая снег. Пел бурбулен — колокольчик на шее одного из оленей. К доскам нарты одноглазый охотник прижимал коленом малокалиберную винтовку. По льду реки Талакан олени несли Чиктыкона в поселок Геологический.

…Дым взрыва тянулся по склону большой горы. Лязгало железо, шумели моторы.

— Хык! — со свистом махая хореем, погнал Чиктыкон оленей. — Быстро, скорей! Хорча-ми, хорча-ми!

Возбуждая и зля себя. Чиктыкон закричал в экстазе непонятные, но крепкие, как показалось ему, слова шамана:

— Кидэлдэлэмэр, кидэлдэмэр, кидэлдэр…

Люди силой железа и силой взрывов вгрызались в каменное брюхо горы. Два черных бульдозера сновали взад и вперед, ровняя отвал песка и камней. Джальгурик сказала, что Аракча работает на таком большом тракторе. И правда: за стеклом одной из машин Чиктыкон увидел круглое лицо Аракчи. Будто над зимовье ем, над машиной торчала труба, а из трубы шел дым — синий, как от березовых дров. Аракча дергал за рычаги, и машина железной блестящей стеной толкала груду щебня. С отвала катились вниз глыбы камней. Злость Чиктыкона улетучивалась, как тот синий дым. «Такая машина гору сроет!» — с восторгом подумал Чиктыкон, забывая про боль в глазу. Трактор и вездеходы старик видел сколько раз, а такую машину никогда раньше не видел. Чиктыкон даже помахал рукой Аракче, чтобы привлечь его внимание. Все-таки головастый этот Аракча, хотя и трус! Чиктыкон еще раз помахал рукой односельчанину и крикнул приветствие. Злость у Чиктыкона совсем прошла. Но Аракча даже не поглядел на него — так был увлечен работой. А может, притворялся, что не видит: страх, поди, приковал Аракчу к сиденью машины? Белые олени — упряжка мести — стояли на поляне, далеко видно.

Чиктыкону хотелось что-нибудь сказать Аракче. Например, что он сильный мужчина, хотя и трус. Закон предков велит убить, но Чиктыкон не убьет его, не будет. Жалкой палкой кажется в руках малокалиберная винтовка, когда кругом столько больших и сильных машин. Пусть Аракча живет, но пусть только прогонит свой страх, навсегда прогонит! Закон предков давал право на жизнь только смелым и честным. Так было у эвенков всегда. Трудолюбие, смелость и честь — три столба, которые держат на себе крышу жизни.

Задрав вверх голову, Чиктыкон побежал к отвалу, чтобы сказать Аракче все, что он думает. С новой силой заныло в пустой глазнице. В запальчивости Чиктыкон стал карабкаться на отвал по желтой осыпи. Но тут большой угластый валун ударил его по ногам, Чиктыкон упал, посыпались сверху камни, щебень — как бы собираясь его скорее похоронить.