Кирилл Голованов - Море дышит велико

Вот тот и «уточнил».

Старенький «командор», терпеливо дождавшись, пока статья в газете будет усвоена полностью, ехидно заметил:

— За такое отношение к делу полагается выговор. Да, да товарищ Выра. И не возражайте. А потом пошлем письмо в редакцию: «Факты, к нашему прискорбию, имели место, меры приняты…» — этцетера.

Командир «Торока» только сопел, не зная, как отвечать. И Юрий Владиславович смягчился: — Разберитесь, у кого брали интервью и при каких обстоятельствах. А газеты рекомендую читать. Да, да. Вот видите, ознакомились и нашли для себя немало поучительного…

Свежий ветерок на причале не охладил Василия Федотовича. Он скорым шагом вернулся на «Торок» первым делом приказал объявить тревогу, а разбираться в обстоятельствах начал уже после неё.

— Рочин, слушай такую вещь. С корреспондентов говорил?

— Ну, говорил. Только не на учениях… Иван Буланов, сами знаете, на губе. Значит, мне выпало регулировать, прибор Крылова. Дело тонкое, а тут пристал какой-то чмырь. Что он из газеты, на лбу не написано. Вот и отшил, чтоб не мешал.

— Надо было объяснить, что на корабле вовсе не учения, — наставительно подчеркнул капитан третьего ранга Тирешкин.

— Сказал бы, да кто знал, зачем привязался.

Доложив флагману о результатах расследования, Василий Федотович совершенно «пришел в меридиан» и теперь при воспитательном разговоре с лейтенантом Чеголиным сослался на пример из боевого опыта для того, чтобы подчеркнуть правомерность внезапных учений. Отпора он не ожидал.

— Если бы ваши боцмана утопили прибор Крылова…

— Не ваши, а наши боцмана, — поправил Василий Федотович.

— Техника дефицитная. Знаете, чего стоило достать…

— Знаю. Здесь проявил настойчивость. Только навряд чего добился бы без моего звонка.

Вот почему в артиллерийском отделе тыла Чеголину сначала отказывали, а потом неожиданно пошли навстречу. Василий Федотович посмотрел на лейтенанта, будто догадываясь, что от такой новости упрямое раздражение его стало стремительно таять, И теперь Артём Чеголин цеплялся за остатки своей обиды:

— Обозвали мальчишкой…

— Хлопец и есть. Потому закусил удила.

— Какой может быть авторитет…

— А авторитет зарабатывай сам! — жестко перебил Василий Федотович. — Мой, например, от твоей ругани не пострадал. А чтобы впредь не забывался, возьми двое суток ареста при каюте и с исполнением служебных обязанностей…

В этой самой каюте Чеголина уже поджидал Пекочка:

— Кэп разносил?

— Ну его!.. Пытался вкрутить мне мозги…

— Да, — сочувствовал минёр. — Кэп у нас не того. Меня тоже раздолбал. В торпедах давление воздуха не на марке…

Вдвоем они припомнили всё. Какая может быть нормальная служба, если одного наказывают за выход «без штанов», другого обзывают при всём честном народе. Лейтенанты решили, что Выра рубит сук, на котором сидит.

Перед отбоем главный старшина Буланов доложил о возвращении с гарнизонной гауптвахты и о том, что приказание выполнено.

— Какое приказание?

— Командир корабля приказал проверить прибор Крылова и отнести в кладовую. Всё оказалось в порядке.

Потом, помявшись, с тем же отчужденным твердокаменным видом, Иван Аникеевич Буланов положил на стол докладную записку с просьбой о списании с корабля на любой другой.

— Надо будет — переведем! — нахмурился лейтенант Чеголин. — А пока выполняйте свои обязанности.

Яростная кипень клокотала на палубе катера и захлестывала надстройку. Три мотора выгребали на последнем пределе. В такую пору добрый хозяин собаку на двор не выгонит, но война по-своему распорядилась привычными понятиями добра и зла. Поисково-ударной группе из двух «малых охотников» надлежало встретить подводную лодку в точке всплытия и обеспечить безопасность её вплоть до ворот бонового заграждения. Боевая задача была заурядной. Максим Рудых неоднократно принимал участие в подобных операциях. Суть её состояла в том, чтобы после обнаружения гидрофоном шума работающих винтов по ряду косвенных признаков догадаться, «кто есть "ху"», как острили на их дивизионе, так сказать «полупереводом» с английского. Момент встречи и в самом деле был весьма драматическим. Свои лодки обычно возвращались без торпед, почти без топлива, с разряженными до предела аккумуляторными батареями. Растратив средства нападения и защиты, они были особенно уязвимы у порога собственной базы, и этим пользовался враг. О звукоподводной связи, которая позволяет, обменявшись позывными, ожидать всплытия либо без тени сомнения немедленно атаковать, тогда и не мечтали.

За исключением последней подробности боевая задача была ясной, как глобус, но всё дело в том, что глобус тоже весьма обобщенная модель нашей планеты. Сила ветра в точке рандеву у входа в Кольский залив на сей раз превосходила любые представления о мореходности шестидесятитонных «охотников». Их швыряло с гребня в пучину. Нависая, волна каменела, таранила, вновь оборачивалась жидкостью для того, чтобы окунать и захлестывать. Кое-как удерживая катер на плаву, Максим Рудых прикидывал, как прослушать море. Для этого требовалось периодически стопорить моторы и опускать за борт шумопеленгаторы. Однако прекращать движение в такую погоду рискованно, а на ходу не услышишь ничего, кроме шума своих же винтов. Других, более крупных и остойчивых кораблей для встречи выделить не смогли. Операционная зона огромная, а все эсминцы были наперечет. Поисково-ударную группу «малых охотников» возглавил командир дивизиона, будто его личное присутствие могло что-либо изменить. Капитан второго ранга Терский торчал на мостике рядом с Максимом и, словно в насмешку, разговаривал как бравый солдат Швейк:

— Аналогичная ситуация сложилась не так давно на Чёрном море…

Комдив старался перекричать шторм. Соленая вода струилась по щегольскому чёрному реглану, а мокрое, исхлестанное ветром лицо побурело. Максим взглянул и, грешным делом, заподозрил, что начальству опять море по колено.

— Охотник, пн-те, перевернуло шквалом у Туапсе.

Но в след за первым ударил второй шквал. Невозможно представить, однако факт — катер стал обратно на ровный киль…

— Пугаете? — обиделся Рудых.

— Отнюдь. Предлагаю учесть опыт. Двойной оверкиль произошел только после того, как, сменившись с дозора, «охотник» выскочил из-под защиты гористого мыса Чардак…

Терский мог просто скомандовать: держи, мол, ближе к берегу. Разве не видишь красноватые скалы, которые тянутся на две мили от Сеть-Наволока до Лодейной губы? Разве не ясно, что ветер с румба вест-норд-вест, который по-местному зовут «меж запад побережник»? Если пройти чуть севернее, к мысу Погань-наволок, и будет погань. Хуже этого ветра не найти. А здесь, наоборот, высокий берег не давал разгуляться волне. Но Борис Александрович Терский предпочитал не вмешиваться в управление катером. Ему казалось достаточным намекнуть…