Кирилл Голованов - Море дышит велико

Цель открылась на горизонте. По величине и пропорциям — не больше спичечного коробка. Командир корабля приказал открыть огонь, и по постам разбежались специально инструктированные группы записи. Установки прицела и целика, любая команда управляющего огнем — всё должно фиксироваться в точности, обеспечивая перекрестный контроль.

— Левый борт, полсотни! П-о-о щиту!

Голос Чеголина звенел, перекрывая рев котельных вентиляторов, и, казалось, доходил к исполнителям не через телефоны. Стволы послушно развернулись, замерев в указанном направлении.

— Снаряд практический! Заряд уменьшенный! Подать боезапас!

На полубаке и на юте раскрылись жерла элеваторов. Патроны, каждый высотой по грудь, вылезали из погребов.

Загнав цель в риски своего бинокля, Артём первым делом оценил её протяженность в тысячных и заглянул в таблицы с доморощенными поправками. По трем величинам требовалось определить курсовой угол «противника». Лейтенант работал четко: взгляд через окуляры; расчет, команда, снова таблица… Итоги складывались алгебраически. Всё в уме. И запись не было времени. Вот родилась команда о начальной установке прицела, и оба ствола одновременно задрались на угол возвышения. А расстояние до щита уменьшалось за минуту на полтора кабельтова, то есть примерно на 280 метров.

— Автомат включить!

Старшина второй статьи Мыльников отрепетовал команду из центрального поста, и маленькое обрезиненное колесико, надёжно прижатое к диску прибора, начало плавно уменьшать установки прицела. А лейтенант тем временем рассчитывал поправки на продольный и на боковой ветер — «меньше половина!», на разность температуры погребов с наружным воздухом — «больше три четверти!», на отступление в плотности атмосферы от средней табличной, на отклонение точки падения под влиянием вращения снаряда. Хотя подготовка исходных данных и называлась «сокращенной», лейтенант взмок, за считанные секунды вычислив множество величин, оказывающих влияние на меткость.

— Орудия зарядить!

Сверкнув жирной латунью, патроны метнулись в казенники, клацнули, захлопываясь, клиновые затворы. На мостике зажглись багрянцем сигнальные глазки, а соседние сияли зеленым огнем, показывая, что наводчики удерживают цель.

— То-овсь!

Оставалась главная команда, ради которой и делались все расчёты. И вот по сигналу ревуна стволы дружно выплюнули блеклый огонь, а грохот остался в ушах, заложив их, как пробками. Знойный ветер полыхнул целлулоидной гарью. Над мостиком повисла тишина. Только нервные пальцы Артёма ощущали легкие вздрагивания секундомера, отщелкивающего время полета снарядов. Потом в поле зрения бинокля возникло два белоснежных фонтана. Дальномерщик определил отклонение всплесков. Они встали, совсем рядом со щитом. Значит, высшая математика не подвела, и Чеголин едва не подпрыгнул от радости. Оставалась сущая ерунда — довернуть пушки влево на пять делений и, получив четкий перелет, захватить цель «в вилку». Однако второй залп упал ещё правее.

— Лево десять! — нахмурился лейтенант, не понимая, в чем дело. — Залп!

Двойная корректура тоже не помогла. Через положенные секунды пенные столбы возникли совсем не там, где он ждал.

— Дробь! — вмешался помощник начальника штаба. — Кончайте разбазаривать боезапас!

Капитан второго ранга Нежин не придирался. Как бы ни упали последующие залпы, за пристрелку всё равно полагалась теперь двойка.

— Дробь! — повторил лейтенант Чеголин упавшим голосом.

Ещё требовалось привести установки на ноль, а орудия в диаметральную плоскость. Артём распорядился, хотя всё в нем сопротивлялось этим командам. Почему? Волной поднялась и пульсировала в висках мутная ярость. На каком основании, когда всё складывалось так здорово?

«Дроб палучаатса… дроб палучаатса…» — стучало в ушах голосом Ивана Буланова, пока лейтенант скатывался по трапу с мостика. Бланки групп записей тотчас внесли ясность, выявив причину случившегося, и Артём рывком отворил двери центрального артиллерийского поста. Старшина второй статьи Мыльников попятился, увидев скомканные бумажки, которые не опровержимо свидетельствовали о том, что он дважды ввел корректуру с обратным знаком.

У меня… жена заболела, — вдруг стал оправдываться старшина.

Он рылся в карманах в поисках конверта, хотя к чему были жалкие ссылки на семейные обстоятельства. Мыльников сам понял это и замолчал. А лейтенант молча повернулся и вышел, припечатав за собой железную дверь.

— Стрельбу подготовили безобразно, — заявил Выра, разглаживая ладонью мятые бланки. — Удивляюсь! Офицер, нормально окончивший училище, и вдруг такая детская безответственность.

Из документов было видно, кто во всем виноват, но о Мыльникове командир корабля даже не обмолвился.

— Готовьте отчет!

— Мне кажется, ясно и так, — сказал Чеголин.

— Истрачено шесть снарядов, — пояснил капитан второго ранга Нежин. — Кто ответит за них?

— И объяснительную записку особо, — добавил Выра.

«Нужен стрелочник», — догадался Артём Чеголин. Казалось бы, если нужно наказывать, пожалуйста, ваше право. Так нет. Начальству до зарезу требовалась самокритика…

Параграфы правил составления отчета по стрельбе бездушны. Они не учитывают достижений на фоне просчетов. Средний балл, если рассчитывать его по школьному образцу, иногда мог бы получаться положительным, но правила всегда приравнивали итог к наихудшему промежуточному результату.

Не хотелось Артёму Чеголину заниматься такой арифметикой. Не хотелось, и всё! Если капитан второго ранга Нежин задробил стрельбу, пусть бы сам, подобно учителю, и выводил двойку. Так нет, вместе с Вырой помощник начальника штаба принуждал к самобичеванию. Разве это не издевательство? И в кают-компании новость встретили без дружеской деликатности, хотя какой здесь повод для юмора. Притворившись сочувствующим, Бебс стал спрашивать, как правильно подписывать отчет по стрельбе: «УО», что означает сокращенно «управляющий огнем», или же лучшие «УА».

— Управляющий артиллерией? — удивился Артём. — Так не говорят.

— Зачем так сложно? — возразил механик. — Помнишь песенку гражданской войны: «Антанта ахнула слегка при виде красного полка?..» По аналогии предлагаю аббревиатуру «УА», то есть «увидишь — ахнешь».

Доктор и минёр безжалостно захихикали. Штурман мрачновато улыбнулся. У Чеголина окончательно пропал аппетит:

— В твоих котлах тоже садились пары.

— Чудак! Разве можно сравнивать? Моя техника по сравнению с пушками всё равно что слон и моська. А вообще запомни: самая надежная техника — это кнехт, но его, бывает, тоже выворачивают при швартовке.