Кирилл Голованов - Море дышит велико

— Ну, удружил, — сказал «капраз», выставляя пузатую темную склянку, когда Осотин явился с докладом в каюту к Выре. — Видно, не напрасно я волок тебя до санбата на своем горбу!

— Вы? — обнаглел Осотин. — Не заливайте! Тот был обнакнавенным «ботиком».

«Ботиками» на Рыбачьем прозвали носильщиков, которые курсировали в опасном промежутке между позициями боевого охранения на северных склонах хребта Муста-Тунтури и основной линией обороны на полуострове Средний. Их разделяла голая низина, которая насквозь просматривалась и простреливалась врагом. Ходов сообщения не было, и люди-ботики доставляли боезапас или харч короткими бросками от камешка к ямке. Петр помнил, как, весь перебинтованный, ехал на закорках у пожилого солдата. Тот, мучаясь одышкой петлял среди перелетов, без церемоний сбрасывая ношу в снарядных воронках. Осотина пролизывало болью, и небо было с овчинку, а два-три километра пути растянулись до бесконечности. Носильщик еще был простужен, изрядно соплив и утирался рукавом… Словом, главный боцман не поверил щеголеватому капитану первого ранга. Зачем тому ставить себя так низко? Срам! Ни в пир, ни в мир, ни в добры люди. А Терский — ничего, зубы со смехом и еще объясняет, дескать, возродился из пепла, как птичка Феникс.

«Ясно, всё врет», — решил Петр. Смолоду занимаясь сбором гагачьего пуха, он знал на птичьих базарах всякой твари по паре.

Угостившись обещанным напитком типа «Мартель», боцман надеялся отрепетовать, другими словами — вдарить еще стакан. Потому уличать «капраза» в брехне было неполитично. Однако тот, прихлебнув для приличия из махонькой стопки, видно, почуял, что Петр «сумлевается», и, нате вам, выложил подробности, но не про дурацкого Феникса, совсем наоборот:

— Еще клянчил, когда отдыхивались в снарядной воронке, дай ему трубку пососать. Объясняю — не дам. Курительная трубка, как и жена. А боцман аж зубами скрипит: «Жила! Жмот! Подумаешь, «как жена»! Сам никогда у чужой бабы не ночевал?»

Капитан-лейтенант Выра смеялся, а главный боцман обомлел, и заморское духовитое питье бросилось ему в башку. Был такой разговор. Точно был. И других свидетелей нет. Взглянув исподлобья на своего командира корабля, Осотин быстренько закруглил разговор:

— Виноват, товарищ капитан первого ранга, раненый был, обеспамятел и не признал…

— Поглядим на машину, — предложил капитан-лейтенант Выра, помогая своему боцману оправиться, и тот заторопился из каюты, не без сожаления глянув на пузатую склянку.

На юте они застали старшину первой статьи Рочина, обтиравшего ветошью мотор в густой консервирующей смазке. Электрики занимались магнето и аккумуляторами, рассуждая, можно ли восстановить или придется менять. Каждый сулил капитану первого ранга, чтобы, значит не беспокоился — всё сделают в лучшем виде. И Терский согласно кивал: он знал, матросы всё могут. Погладив ласково полированный бок «оппеля», он заглянул в мокрый салон, выдернул ключ зажигания на кольце с брелоками и положил к себе в карман.

— Не волнуйся, командир, — сказал он Выре. — Сборочной команде заплачу, сколько скажут, чтобы оформить, как положено.

На корабле никто не сомневался, что это подарок «капразу» от главного боцмана, а самого Осотина разбирала досада. За что машину дарить? Ежели Терский был в «ботиках», дак доставить в санбат обязан. А кто таков и как загремел в простые носильщики, не боцманская забота. Ходют тут всякие и еще похваляются, будто из пепла. А по-нашему, просто из грязи да в князи. И еще жмот оказался. Тогда в воронке заместо трубки сунул ему самокрутку, и теперь нет чтобы догадаться поднести еще стакан. За это ему подарки? Но Борис Александрович Терский был старшим морским начальником в этом только что освобожденном порту и еще состоял офицером связи при норвежских властях. Главному боцману только и оставалось помалкивать, хотя больше всего он хотел заявить: «Автомобиля трофейного захотелось? Накось выкуси!»

По выходе из госпиталя Осотина назначили заведовать береговым складом шкиперского имущества и предоставили отпуск. Медицинская комиссия признала его по ранению негодным к службе в плавсоставе. Капитан третьего ранга Выра был крайне раздосадован такой новостью и принял волевое решение назначить старшим боцманом Буланова невзирая на протесты Артёма. Вдобавок командир корабля советовал лейтенанту уговорить старшину первой статьи Рочина остаться на сверхсрочную, но совет, слава богу, это не приказ.

Минёр тоже пребывал в мрачности, но по другому поводу. Его ожидало в базе всего одно письмо, и, судя по толщине конверта, не слишком подробное.

— Остается у мамы до моего отпуска, — сухо информировал он приятеля о планах жены.

Вдобавок ко всему Макар Платонович Тирешкин, вдруг объявил о подготовке теоретической конференции по боевым традициям.

— «Теоретической»? только лишь переспросил! Выра.

— Всё согласовано, — заверил Макар Платонович, хотя разговор в политотделе был не совсем таким.

— Коли так, действуйте…

Василий Федотович без особой нужды предпочитал не вмешиваться в сферу деятельности своего заместителя. Отношения у них сложились еще в ту пору, когда «Торок» не был учебным кораблем. Новый замполит, едва появившись на борту, сразу же попытался учинить нечто вроде инспекции, подчеркивая старшинство в звании.

— Чем вы занимались в дозоре, товарищ капитан-лейтенант? За всё время ни одной политинформации, нет боевых листков.

— Был шторм, — сказал Выра.

Как объяснить майору береговой службы, что невозможно было даже приготовить горячую пищу — воду выплескивало из котлов.

— Безобразие, — возмущался тот. — На словах, как на гуслях, а на деле, как на барабане.

— Коли так, помогите наладить. Нам надлежит зайти в базу для отдыха, а вы на переходе попробуйте организовать.

— Что значит «попробуйте»? Покажу личным примером.

По выходе с рейда корабль раскачало опять, хотя ветер стихал. Он был встречным, силой в семь баллов. И тогда для наглядности Выра проложил курс не напрямик, а как бы по двум катетам. Волна ударяла в корпус под левую скулу, а после поворота на полпути, таким же порядком справа. Началась резкая болтанка «винтом». Сторожевик бросало вверх, вниз и в стороны.

— Боцман, доложите: чем занимается новый заместитель? — приказал Выра эдак через часок.

— Лежат и охают. А в каюту не зайти… Надо бы мокрую приборочку.

Когда подали на стенку швартовные концы, Выра лично побеспокоил майора для того, чтобы оценить образцы наглядной агитации.

— Что? Нет? — удивился он. — Тогда не могу понять ваших претензий!

Цветные карандаши перекатывались под ногами. Бланки боевых листков, свернутые кульками, по-видимому, были использованы по другому назначению. Сам Макар Платонович, слегка отретушированный зеленью, стыдливо заталкивал их под умывальник и после этого случая стал обращаться к Выре исключительно по должности: «Товарищ командир».