Шамиль Бикчурин - Твердая порода

— Саакян это знает не хуже тебя, мастер, но все решает момент.

— Раствор, друг Кадермат, используется не только для верчения бура, но одновременно служит и материалом, который смазывает и укрепляет ствол скважины.

— Ты, Зубаиров, не читай мне букваря. Я его еще до войны прочел. Знаю, что такое раствор. Но я о другом — сейчас не время виноватых искать! Ты лучше скажи, что будем делать? Какой у нас есть выход? И если уж я, Кадермат Имамутдинов…

Кадермат не договаривает, но Зубаиров прекрасно понимает: если уж он не смог сладить — дело дрянь. Тогда вообще нечего возиться. В бригаде не было другого человека, умеющего столь быстро, как Имамутдинов, ликвидировать аварии. Однажды на Икской площади во время подъема инструмента вдруг сорвался замок элеватора, который удерживал многотонную колонну труб, и она упала обратно в скважину. Дело казалось безнадежным. Однако Имамутдинов тут же спустил в скважину новую трубу и каким-то чудом нащупал резьбу. Это было все равно что засунуть руки в мешок и вдеть там нитку в иголку. Кадермат завернул трубу и поднял колонну. Зубаиров никогда не видел, чтобы кому-нибудь удавалось так легко справиться со столь сложной аварией. В Баку, бывало, возились самое малое полмесяца. А тут за полчаса!

Позже такая беда грянула в вахту Саакяна. Сергей решил применить метод Кадермата — спустить в скважину трубу с хорошо смазанной резьбой. Несколько часов крутили трубу ротором, но тщетно — резьбы в забое не сошлись. Замучились все. Под сифоном с головы до ног обливало раствором глины — у ребят виднелись одни глаза. Зубаиров совсем отчаялся, сам несколько раз попытавшись свинтить трубы, потом вызвал Кадермата.

Долго провозился Кадермат, стараясь поймать головку колонны, упавшую на трехсотметровую глубину. Наконец схватил и поднял до устья скважины. Не успели даже порадоваться, что скважина спасена, колонна сорвалась и снова с грохотом нырнула в забой.

Разведчики оцепенели. Зубаиров зажмурил глаза. «Бросьте, не мучайтесь! Трубы уже превратились в лапшу, вытащить их невозможно!» — махнул рукой мастер и спустился к реке смывать с себя глину. В таких случаях лучше бурить новую скважину.

А утром, когда Зубаиров пришел на буровую с намерением перекочевать на новую точку, то увидел: погнутые, искореженные трубы лежат на земле, а люди Кадермата сидят на них и курят. Фазыл рванулся тогда к Кадермату, обнял, поцеловал его в усы и, помнится, испачкался в глине, пришлось снова идти отмываться…

Да, Зубаирову «везло» на аварии. Видал он и завалы пласта, и прихваты инструмента, и уход воды. У него уже вырабатывалось бесценное в бурильном деле качество — воспринимать любую напасть без паники и активно искать выхода из самого тяжелого положения. И почти всегда находились способы отстоять скважину. Но эта была совсем безнадежна. Бросить ее и начаты бурить в другом месте. Нет ничего обиднее и больнее, как дойти до такой глубины и оставить похороненным под землей целый километр металлической колонны! Сколько здесь положено сил, сколько пролито пота!

Зубаиров мысленно перебрал в памяти все свои прежние буровые, все аварии. Может, пригодится какой-то способ? Однако одна авария не похожа на вторую, а вторая на третью. Никакой аналогии не подбиралось…

Позвонить Ибрагиму-заде и посоветоваться?

— Ну, Ибрагим-заде, скажи хоть одно слово, что сделал бы в моем положении ты? — Мысленно Зубаиров спрашивал знаменитого мастера. — Твой любимый бурильщик Саакян меня посадил в галошу, Ибрагим-заде.

— А где был ты, мастер?

— Ты прав, Ибрагим-заде. Мастер должен следить за процессом бурения, за режимом работы. Тут виноват я. Но сейчас прошлого не воротишь — ошибка совершена. Что делать?

— Подумай, Фазыл, у тебя, помнится, была голова. Все ли возможное сделал?

— Кажется, все.

— Тогда соверши подвиг.

— Как это понять?

— Мой друг Абубакир говорил: «Подвиг — это последнее средство для достижения цели, если все другие исчерпаны». Действуй… — И сколько ни думал Фазыл, единственный выход был в том, чтобы бур с турбиной оставить под землей и начать новое бурение, чуть отклонившись от этого места. Долго спорили и прикидывали, потом вынуждены были согласиться с мнением мастера. Решили спустить по трубе в забой торпеду, чтобы взорвать нижнюю часть колонны.

Первые дни работы в Язтургае Райса недоумевала — в селе, оказывается, не было ни больных, ни рожениц. В медпункте, выделенном по распоряжению райисполкома, в этом просторном, но старом и запущенном помещении, где раньше содержались колхозные цыплята, Райса целыми днями ждала прихода пациентов.

Правда, пока здесь хватало и хозяйственных забот. Сельские плотники, отремонтировав оконные рамы и двери, сказали: «Остальное смотри сама». Это означало: «Мы и так сделали больше, чем нужно, дальше на нас не рассчитывай».

Взяв ведро с водой и мочалку, Райса вымыла помещение. Затем побелила стены, тайком попросила Фархутдина стащить с буровой и принести ей голубой краски. Сама покрасила оконные рамы. Занавесок не было, пришлось сшить их из марли. Оставалось раздобыть стол, какой-нибудь шкаф для лекарств, кушетку, чтоб осматривать больных, койку, несколько табуреток. Начать и кончить, только и всего.

Но дело было начато! Райса хотела отдохнуть немного, насладиться результатами своей работы. Думала присесть — нет стула. Не прислониться и к стенке — еще не высохла побелка. Опереться на подоконник тоже нельзя — липнет и мажет. Стала шагать взад и вперед, положив руки за спину, как делают мужчины, с удовольствием осматривая комнату. Все в порядке. Получился настоящий медпункт!

При желании Райса могла бы остаться в Казани и работать в солидных поликлиниках, просторных республиканских больницах. Ей дали направление по своему усмотрению — ведь она получила диплом с отличием. Предлагали работу в научно-исследовательском институте, звали в аспирантуру. Что скрывать? Мечтала Райса работать в клинике. Пожертвовала этим ради любви к Фазылу…

Да какая это жертва, если взамен ее — счастье? Пусть маленькое, но ее счастье, Райсы Зубаировой! Может, обвинят ее в эгоизме? Скажут: индивидуалистка, живет только для себя. Но разве личное счастье — не частица счастья общественного? И сейчас свое счастье надо крепить этой скромной работой. Снова к Хафизову…

После настойчивых просьб председатель сельсовета распорядился перевезти в медпункт тяжелый книжный шкаф с выломанным замком. Работники почты подарили «дохтуру-апа» хромой на одну ножку стол. А табуретки послал с учениками сам директор школы благородный Даминов. Он вроде сказал детям: «Тетя врач вам больше всех нужна будет».

С койкой дело обстояло сложней. У людей не допросишься, каждый спит на своем ложе, а купить — в магазине нет.