Шамиль Бикчурин - Твердая порода

— Откуда? Если хотите, со всех уголков Советского Союза! А один, — он указал пальцем на Валентина, — бывал даже в разных уголках заграницы.

— Понятно! — по-детски захлопала в ладошки та, первая, смелая девушка. — Это же нефтяники!.. Знаем! Слышали!

Нагнувшись друг к другу, девушки стали перешептываться о чем-то. Одна из них, с блестящими сережками в мочках ушей, взяла в руки большой ковш:

— Может, попьете айран?

— Айран! — погладил живот Фархутдин. — А есть? Столько мечтал! Конечно, попьем, красавицы!

— Молочка не хотите? Сметана тоже найдется, — наперебой заговорили хозяйки, желая, видимо, по-своему оказать честь столь редким гостям. В домике животноводов был накрыт стол — на чистой скатерти стояла огромная миска кислого молока, ведро айрана, полные чашки густых желтоватых сливок.

— Добро пожаловать!

Признаться, при виде девушек у парней даже пропал аппетит, но они уселись за стол — так было удобнее знакомиться.

— А почему сами не садитесь? Так не пойдет! — вскочил с места Фархутдин. — Если девушки смотрят, как я ем, у меня рот сводит! Неужели вам не жалко такого красивого рта?

Наконец уселись за стол и хозяйки. Буровики больше увлекались шутками, чем едой, и всяк по-своему разглядывал девчат. Сапарбай робко и стеснительно, Сергей Саакян открыто, ярым глазом, Мутгарай, можно сказать, равнодушно. Исподтишка наблюдал за ними Тин-Тиныч — видимо, искал похожую на Валю. А Фархутдин, не умолкая, балагурил:

— Будем знакомы, девушки. Теперь мы вас приглашаем в гости к нам. Если вы думаете, что мы только сверлильщики земли, ошибаетесь. И у нас есть свое богатство…

— А что именно? — лукаво поинтересовались девушки. — Какое богатство?

— Нефть! — он посмотрел на сидящего рядом Тин-Тиныча, на Сергея. — Да, да, нефть. Она, милые мои душечки, — все! У нас и дома из нефти, и оборудование, и посуда, и даже еда!..

Девушки недоверчиво засмеялись.

— Не верите! Из чего сделаны палатки? Из брезента. А брезент — это нефть. А пластмассовая посуда? А из чего клеенка на столе?

— Но еда-то, еда? — с сомнением спросила одна из доярок.

— Еда? — Фархутдин глотнул молока и задумался. — Да, и пища есть из нефти! Из чего, думаете, изготавливают маргарин? Из нее, нефти-матушки!

— Ну, тут ты переборщил, — заметил Тин-Тиныч.

— Почему же тогда плохое масло называется «маргарин?» Не знаешь? Парафин, стеарин, маргарин — все это, если хотите знать, родственники!

— Может, и тебя из нефти изготовили? — спросил Саакян.

— Нет, это уж тебя! — нашелся Фархутдин. — Сам говорил, твой отец был нефтяником!.. Не смейтесь, девчата. Ваша губная помада и кремы тоже из нефти…

— Ну, будет, — остановил его Валентин. — Мы ведь даже не знаем имена наших соседок. Давайте знакомиться?

— Начинайте, — сказали девушки.

— Пожалуйста! — Фархутдин и тут взял вожжи в свои руки, указал на Валентина. — Наш уважаемый Тин-Тиныч. Стало быть, Валентин Валентинович. Известный всей Татарии буровик, руководитель знаменитой вахты. В свое время бравый моряк, бороздил океаны. Несмотря на возраст, все еще не женат. Есть и желания, и силы, но…

Валентин сердито толкнул Фархутдина:

— Не болтай!

— Хорошо, переходим к следующему… Это — славный сын армянского народа Сергей Саакян. Как я уже докладывал, потомственный нефтяник. Тоже одинок как перст. Жил в солнечной Армении, потом в солнечном Азербайджане и солнечной Туркмении, однако и по-нашему балакать кой-как может.

Озорные глаза Фархутдина остановились на Сапарбае.

— А этот маленький и тощий — потомок великого казахского хана Сапарбай. В своих краях не сумел собрать калыма и подался на поиски дармовой невесты в Татарию. Зарубите это на ваших милых носиках, девушки!

— Уй, проклятый! — вскочил Сапарбай.

— Тебе слово пока не дадено! — Фархутдин надавил на плечи Сапарбая и усадил его.

Черед дошел и до Мутгарая, который проворно орудовал ложкой.

— Горячо рекомендую — Мутгарай, — начал Фархутдин. — Не глядите, что у него рот в кислом молоке. «Мут» — вы это знаете, значит, плут. И это правда: плутовать и куда-то пропадать очень любит. Из бедных крестьян-единоличников. Жениться не сумел, хотя и шибко старался.

Мутгарай засмеялся вместе со всеми, однако покраснел. «Ну помело!»

— А этот человечек в тюбетейке из бархата, — сказал Саакян, — гоняется за вдовушками и матерями-одиночками. Язык у него — что твоя мельница. Так что будьте осторожны, девушки, — этим инструментом может кого хочешь перемолоть в муку!

Церемонно поклонившись, Фархутдин обратился к девушкам.

— Ну, красавицы, а теперь вы назовите себя!

Доярки смущенно зашептались, потупили глаза.

— Чтобы знакомить, у нас нет такого языкастого! — сказала одна из них.

— Это поправимо… Вот, например, как тебя-то звать?

Девушка, закрыв румяное лицо, скрылась за спину подруги.

— Насима она, Насима, — сказала одна из хозяек, наверно, самая смелая.

— А тебя?

Девушки по очереди представились. И они вовсе не были дикими, как показалось вначале. Заинтересовались работой разведчиков, их жизнью, развлечениями. Каждому хотелось вставить свое словечко, но Фархутдина разве остановишь? Не было и не будет таких сил-возможностей.

— Бурение, дорогие девушки, это пустяк из пустяков, — взялся рассказывать Фархутдин. — Берешь в руки бур, инструмент вроде коловорота, и давай бурить недра. В дырку опускаешь трубу. Снова буришь и снова трубу. Прибегает мастер — он у нас мужик ничего, спрашивает: как там, на большой глубине? И вот этот Тин-Тиныч, а он мой непосредственный начальник, привязывает к моему поясу веревку и спускает в трубу с буром в руках. Конечно, немного тесновато. Труба-то узкая. Да. И вот я внизу. Бурю! На глубине тысячу метров! Воздуха немного не хватает. А что поделаешь? Потеешь, конечно, рубаху хоть выжимай, но ничего! И так буришь в течение восьми часов. Тин-Тинычу что? Ему хорошо — специалист, благородная кость. А нам, рядовым рабочим? Кричит только сверху: «Сколько там пробурил, не пахнет ли нефтью?» И хоть ты умри там в забое, он до конца смены ни за что не вытащит тебя…

Девушки переглядываются, не зная, верить или нет, а ребята с трудом сдерживают смех.

Давая понять, что пора уходить, Валентин сует под нос Фархутдину часы.

— Ты, кажется, лишнее пробурил! Ребята, нам нельзя забывать — вахта.

— Вот ведь, девушки, сами видите, какой у нас зверь-хозяин! Ничего не поделаешь, подчиняемся. Скажет ложись — ложимся, встать — встаем. Велит есть — едим, не велит — ждем! Наша судьба в его руках.

Фархутдин принял такой жалкий вид, что девушки сочувственно посмотрели на него. Валентин вежливо поклонился хозяйкам:

— Простите, нас ждет работа.

Слова Тин-Тиныча огорчили девушек, они сразу поскучнели.