Шамиль Бикчурин - Твердая порода

После этих слов Фархутдин повернулся к Мутгараю:

— Честное слово, ребята, я завидую Мутгараю. Беззаботный человек: ему все нипочем, и бригада, и буровая, и аварии! Для него даже женщины не существуют. Эх, прошла моя жизнь, а я так и не научился быть беззаботным.

Эти слова Фархутдина заставили рассмеяться даже Мутгарая.

— Ну все же скажи, Мутгарай, какой ты нашел интерес, отбившись от нас?

— А пошел ты!..

— Нет, ты скажи! Мы поймем. Где был сегодня, что делал?

— Ну хорошо, — согласился Мутгарай и простовато взялся перечислять. — Свободно бродил по полям, слушал пение птиц и квакание лягушек, набрел на пастбище, посмотрел скотину…

— На пастбище был? А доярок видел? Девушек, девушек-то видел?

— Видел, — тупо промолвил Мутгарай.

— Что же ты молчишь?! — Фархутдин бросил игральные карты на траву, вскочил, молитвенно сложил руки на груди и стал перед Мутгараем на колени. — Милый Мутгарай, где тот лагерь? Далеко ли? Ради бога, веди туда… Пожалуйста, не откажи, давно не держал девичью руку, ей-богу. Пожалей, ведь так недолго превратиться и в лешего!..

Все засмеялись над кривляньем Фархутдина, а Мутгарай насупился и отвернулся. Вообще ему не по душе было, что буровики щерились без особой причины. Этим они только поощряли Фархутдина. А тот все хуже становился. Видимо, этой дурью своей он и девушкам угрожает. Вон в Карабаше сколько девушек поменял, на Ике немало юных сердец сохло по этому трепачу, а сейчас он нацелился на красавиц Язтургая. Нет, нельзя ему показывать лагерь…

Стали уговаривать всей группой:

— Веди уж! Ноги не отнимутся. Хоть попьем парного молочка!

— Не поведу! — уперся Мутгарай.

И если бы с буровой не вернулся мастер, он ни за что бы не согласился.

— О чем спор, ребята? — крикнул издали Зубаиров, приближаясь. Когда возникал какой-нибудь разлад в бригаде, мастер брал на себя роль арбитра.

— Вот ведь, мастер, история, — заторопился Фархутдин. — На буровой у нас объявился особый эгоист. Мутгарай. Он побывал у девушек на становище, надулся молока, даже икает, а нас не только не ведет, но и адреса не дает.

— Нехорошо, Мутгарай, — упрекнул Зубаиров и добавил слова, которыми он выговаривал Мутгараю за его частые отлучки. — Это, знаешь, не свойственно нашему коллективу! Идите, посмотрите, познакомьтесь…

«Придется идти», — подумал Мутгарай. И Райса-доктор говорила, кому, как не парням, ходить к девушкам. Дескать, это вызывает у них трезвое отношение к жизни, вдохновляет на труд. Человек начинает следить за собой, становится аккуратным в быту… О семье задумывается.

Что ж, испытаем рецепт Райсы. Только как бы потом не пришлось собирать буровиков по одному.

Вслед за Мутгараем ребята углубились в лес. По словам Мутгарая, становище было недалеко, сразу же за лесной куртиной. Через чащу нет тропинки, поэтому они решили выйти на опушку, по проселочной дороге спуститься к реке Сагындык, а там лугами и снова в лес, за которым и располагалось стойбище. Ты скажи, как это он разыскал такой клад! Буровики были изумлены, потому что Мутгараю, как они считали, не до девушек — ему бы лес да поле. Не было дня, чтобы он после работы не сходил искупаться, не побродил по лесу и лугам. Хотя и ругали Мутгарая за частые опоздания на работу, его любовь к природе уважали. Он по запаху мог назвать разные травы, знал голоса всех птиц. Особенно этому удивлялись городские ребята — Тин-Тиныч, Миргазиян, Еланский.

Деревья в лесу уже начали перекрашивать свои летние одежды в желтый цвет, и будто прибавилось воздуху, в котором невидимые пауки тянули и тянули серебристые нити…

Да, лето, оказывается, уже на исходе. Как же так получилось, что, живя, можно сказать, в объятиях природы, они не заметили, что лето уже проходит? А что удивительного — за горячей работой человек забывает обо всем…

Буровики, подняв головы, смотрят на верхушки деревьев, на голубое небо и белые облака.

— Ах, Мутгарай, чего же ты раньше не водил нас сюда?

— Вы что, дети, чтобы вас водить?

В лесу каждый держит себя по-своему. Назип, словно ошалелый, бегает среди папоротников. Сергей в прыжке хватается за сучки и, задрав ноги, качается. Не знающий леса Сапарбай, боясь заблудиться, ни на шаг не отстает от Мутгарая. Тин-Тиныч подходит к комлю старого дерева и начинает импровизировать:

Фархутдин хлопнул по плечу Валентина:

— Хорошо поешь, Тин-Тиныч, но поешь невпопад!

— А что?

— Это же не дуб, а липа!

— Липа? — Валентин, задрав голову, смотрит на крону дерева. — Липа? Ну и что, что липа?

— Вообще я что-то засомневался в тебе, Тин-Тиныч, — сказал Фархутдин. — В Тышляре, ты, наверно, просто перепутал свою Валю с другой девушкой…

— Сгинь, нечистый! — засмеялся Валентин. — И как это у тебя все поворачивается на одно?..

Впереди показался лагерь животноводов, летнее стойбище. Вот, оказывается, в каком прелестном месте их владение! Загон окружала светлая петля Сагындыка. По низким берегам реки густо росли ольха, ива, шиповник. Из-под старого дерева под горой журчал ключ, его струя, как ртуть блестела на солнце.

В загоне полно скота. От жары коровы прячутся в тень деревьев, лезут в кусты, в воду. Беспрерывно качают головами, хлещут себя хвостами, отгоняя мух и комаров.

С блестящими ведрами и полотенцами в руках ходят в белых халатах молодые доярки. Навстречу буровикам плывет теплый запах парного молока и голоса доносятся:

— Привяжу я тебе хвост, Челита!

— Белка, проклятая, стой спокойно, молоко разольешь!

Когда перед девчатами появилась, будто с неба свалившись, группа парней, они растерялись — так и застыли с белыми бидонами и подойниками в руках.

— Боже, откуда вас столько?..

— А-а, вот они где, лучшие из лучших! — крикнул Фархутдин.

Стоявший с ним рядом Саакян дурашливо поиграл своими глазами-маслинами и сладко, гортанно проговорил:

— Ай, хороший девушки, ай, красивый девушки!

Когда доярок со всех сторон окружили парии, они вконец стушевались. Пытаясь помочь им выйти из неудобного положения, заговорил Валентин:

— Не бойтесь, девчата, мы пришли только водички попить!

Одна, с длинными косами, самая, видать, смелая, вышла вперед и показала рукой на родник:

— Пожалуйста, родник полный! — Было заметно, что ей очень хочется поговорить с ребятами.

Тут опомнились и остальные:

— Да, да, пейте, пожалуйста! Но кто же вы такие? Откуда?

— Нет, если не назоветесь, воды не дадим!

Засучивая рукава, словно батыр на сабантуе, в центр вышел Фархутдин: