Шамиль Бикчурин - Твердая порода

— Здесь не табор, а лагерь нефтяников, понятно? Государственное предприятие!

— О, добрый хозяин, мы не тронем вашего лагеря! Мы не помешаем вам, а вы — нам…

Подбежали две цыганки, схватили за руки Зубаирова, предлагая бесплатно предсказать ему судьбу.

Зубаиров досадливо убрал руку:

— Оставьте, оставьте это!

— Рядом с цыганами жить невозможно, — тихо сказал мастер буровикам. — Придется переезжать… Не станем больше тянуть.

Все разошлись по палаткам, довольные, что скоро на теплые квартиры. «Эх, заживем!» Но с этим делом наметились некоторые сложности. Зубаиров уже знал, что расселить людей в Язтургае будет не так легко, как в Карабаше или на берегу Ика. Село расположено далеко от больших дорог, жители его никогда не знали дачников и квартирантов. Сильны были старые обычаи.

Бывая осенью в сельском Совете, Зубаиров всякий раз напоминал язтургайским руководителям о том, что скоро для буровиков потребуются квартиры. Ничего утешительного он пока не услышал.

Председатель сельсовета Хафизов когда-то приехал сюда учителем и сам долго мучился в поисках квартиры. «Я хорошо знаю привычки язтургайцев, — говорил он. — Здесь народ своеобразный — осторожный, несговорчивый, трудно будет найти с ними общий язык». Он даже сказал, что легче снять квартиры в одном из ближайших сел.

И секретарь парторганизации Даминов не отрицал некоторых странностей своих односельчан. «Вы должны понять, — как бы извиняясь за них, говорил он. — Веками люди жили в невежестве и предрассудках. Многие электрической лампочки до сих пор не видали. Но язтургайцы не такой уж плохой народ. Они честны, трудолюбивы и при уважительном отношении отвечают добротой я приветливостью».

Постепенно выяснилось, что квартиры найти можно. Только поселить людей по вахтам, как этого хотел Зубаиров, не выходило. Надо было считаться с условиями Язтургая.

И вот Зубаиров пришел в сельсовет решать вопрос о квартирах конкретно: кого и куда селить. Сегодня же. На дворе заметно похолодало, пошли дожди. Вдобавок рядом с лагерем остановились цыгане. Словом, в палатках жить уже стало невозможно.

Хафизов встретил Зубаирова приветливо. Он поднялся, шагнул навстречу, долго не отпускал руки мастера, усадил на месте.

— Ну, как идут дела, нефтяной король? — заинтересованно спросил он.

«Ишь ты, каким внимательным стал после операции, — подумал Зубаиров. — Милая Райса и тут мне помогает».

— О вашем труде слышим и радуемся. Будто сами там работаем. Кто подумал, что заговорят о нашем Язтургае! Утром включишь радио — Язтургайская площадь, газету посмотришь — Язтургайская площадь, бригада Зубаирова… Двадцать лет здесь прожил, но о Язтургае ни по радио не слышал, ни в газетах не читал.

— Еще не то будет, если найдем нефть…

Председатель подсел к мастеру:

— Ну и как, есть признаки? Говорят, вместо нефти газ ударил.

— Угодили в газовый колодец… Под землей такие места встречаются. Что же касается нефти… До нее еще далеко. Трудно предсказать…

— Правда ли, что буровики отравились газом? Здесь все село говорило, что разведчики задохнулись от газа…

Зубаиров рассмеялся:

— Задохнуться не задохнулись, но все же он испугал нас… Отдышались. Прошли уже мы то место…

— Конечно, нефть — основа будущего и немаловажный фактор…

— А как у вас дела? — перебил Зубаиров, зная пристрастие Хафизова к общим фразам.

— Лично у меня? У-у, здоров, будто новый трактор! После того как зашили меня суровыми нитками, словно помолодел на десять лет! Настоящая кудесница она, твоя Райса, знаешь это?

— Ну, а с квартирами-то как? — приступил мастер к главному. — Ведь мы под дождем оказались…

Хафизов вынул из стола список.

— Вот, товарищ Зубаиров, распределите уж сами. Можно по одному, кое-где двух… А вам лично… Извините, пока не нашли… Не хотят пускать семейных, с ребенком.

В комнату вошли Даминов и председатель колхоза Галлям. Поздоровавшись едва заметным кивком, Галлям грубо спросил:

— Опять клянчить пришли?

— Мы, местная власть, обязаны им помочь, — строго сказал Хафизов.

— Обязаны, обязаны! Мы только всем обязаны: землю дай, воду дай, луга отдай! Более того, людей отдай и даже квартирами их обеспечь!..

Галлям, размахивая руками, повернулся к Зубаирову:

— А что вы сами дадите?

— Нам пока нечего давать.

— Вот то-то и оно! Знаем мы таких нищих родственников!

— Поаккуратнее! — вставил Даминов.

Когда успокоились и заговорили по-деловому, у Зубаирова тоже нашлось что дать: он обязался от движка буровой провести свет в клуб, школу, сельский Совет, правление колхоза, на почту, в несколько домов.

Руководители сразу подобрели. Галлям закурил и подсел к Зубаирову.

— Простите, погорячился… А я вот все присматриваюсь к вашим трубам. Нельзя ли нам пару километров для водоснабжения фермы, а?

— Трубы найдем. В конторе много списанных труб.

— И машины для подвозки?

— И машины, если контора разрешит…

— У вас и трактора есть, и бульдозеры…

— Вы что, председатель? Говорят, если нищему улыбнуться, корову попросит. Сначала трубы, потом машины, затем бульдозер. Аппетитец! Вы готовы всю буровую растащить! — рассердился Зубаиров. — Затеяли торговлю! Рабочий класс дрожит от холода, а они — то дай, другое гони! Если вы люди, сначала устройте нас на квартиры, а потом уж начинайте просить, японские вы городовые!..

Его собеседники добродушно рассмеялись.

— От бедности это, мастер, от бедности нашей! — притворно-жалостно сказал Галлям.

— Ишь вы, бедняки! — засмеялся и Зубаиров.

Утром, когда вахта Тин-Тиныча прибыла сменить Саакяна, буровики охотно поговорили о первом вечере в селе, о своих первых впечатлениях. Все отогрелись, побрились-постриглись, попарились в настоящих банях.

Сапарбай считал себя счастливчиком — один попал в многодетную семью, и ребятня, оказывается, зовет его не иначе, как «бай», что значит «богач». Самый маленький за один день так привык к Сапарбаю, что не отходил от него, буквально не слезает с рук. Почти весь вечер пришлось служить ему конем.

Валентин с Фархутдином остановились у старухи со стариком. Изба просторная, теплая и спокойная. С наслаждением спали они на нарах, в тепле. Только вот теленок да козлята покоя не давали.

— Ночью проснулся, — рассказывает Фархутдин, — Тин-Тиныч сидит на постели. В темноте глаза страшно блестят. «Что случилось?» — спрашиваю шепотом, видя, что проснулся от кошмарного сна. «Знаешь, Фархутдин, — говорит Тин-Тиныч, — открыл глаза, а на меня забралось что-то такое и вякает: бэ-бэ… Если бы ты видел глаза и торчащие рога этого чудища!» — «Спи, говорю, Тин-Тиныч, не бойся, это не рога, а всего-навсего уши маленького козленка». Вроде успокоился, лег, а сам все дрожит. Ну, заснули опять. Просыпаемся, глядим — нет бескозырки Тин-Тиныча, которую вечером он повесил на гвоздик!