Шамиль Бикчурин - Твердая порода

Кто может утверждать после этого, что вино не всесильно! Смотрю — передо мной мир стал светлее, а сам я тоже вроде фронтового героя. И даже девушка с лицом, похожим на воробьиное яйцо, вдруг похорошела. Ей-богу! Глазки — лучики, голос как у соловья, и фигура ничего… Словом, обнял ее за талию, и в этот момент старый солдат куда-то смылся со своей девушкой.

Тут Фархутдин сделал долгую паузу. Он внимательно с прищуром глядел вдаль, будто весь ушел в свои воспоминания, пока Назип не протянул ему пачку папирос.

— Ну? Что дальше-то?

Фархутдин, все так же рассматривая горизонт, ощупкой взял папиросу, задумчиво размял ее в пальцах, прикурил.

— Да… И тут, ребята, я начал трезветь. Смотрю на себя и замечаю, что говорю с девушкой уже о воинском уставе… Гляжу на часы — пора в часть, Соврал, что у меня вроде живот болит, вышел из барака — и бегом без оглядки!

А в казарме бывалый солдат расспрашивает: ну как, мол, ты там, то, другое? «Порядок, говорю, в танковых войсках». — «Молодец! — говорит он. — Настоящий ты парень!»

Но в молодцах я всего лишь неделю походил. Этот солдат на второй выходной опять ушел в город. Возвращается да как заорет на меня: «Ах ты, салага, говорит, ах желторотый, ах, гусиный помет! Опозорил пехоту, запятнал всех солдат и офицерский состав, продал всю армию! Срамота! Вставай, одевайся немедленно и иди искупи свою вину. Если не оправдаешь доверия, не быть тебе солдатом, молокосос!» И тут же вручает мне увольнительную…

Фархутдин смотрит на часы и поднимается.

— Так что, Тин-Тиныч, ронять чести буровой и вообще нефтяных разведчиков мы тебе не позволим. Валю надо добывать!

Зубаиров сам себя не узнавал: бур доходит до продуктивного горизонта, хлопот полон рот, а он все занимается личными делами Тин-Тиныча. Его вахта на машине уехала за Валей. Пришлось отпустить — пристали с ножом к горлу. Очередная глупость, конечно, однако все же интересно: сумеют ли они привезти девушку? Времени много прошло, скоро их вахта. Если приехали, их должна была встретить Райса и пригласить Валю к себе. Почему же она не звонит на буровую?

— Как вы думаете? — не выдерживает мастер. — Привезут они ее?

— Вряд ли, — говорит Кадермат между делом. — Где уж нам с Тин-Тинычем? Мы только и умеем, что разговаривать с рычагами…

Уже спускали в скважину инструмент, когда со стороны Язтургая показалась вахта Тин-Тиныча в рабочих спецовках.

— Ребята, вахта идет! — крикнул с вышки Миргазиян.

— А Тин-Тиныч?

— С ними.

— Значит, Валя показала им кукиш!

«Если привезешь девушку, на эту вахту не выйдешь, останешься с Валей, за тебя Сергей Саакян согласился поработать», — сказал мастер Валентину перед отъездом. Тин-Тиныч идет на вахту, значит, дело не выгорело…

Оставив работу, все смотрят на путешественников.

Нет, лица парией нельзя назвать печальными. Энергично жестикулируя, Фархутдин с жаром доказывает что-то Тин-Тинычу. Тот отмахивается, как от назойливой мухи. Щуплому Сапарбаю брезентовая спецовка великовата, он поддел под нее телогрейку и совсем округлился. Забегает то с одной, то с другой стороны Тин-Тиныча, прямо шариком катается вокруг. Назип, видать, совсем изнемог от разговора, плетется сзади.

Так и поднялись они на мостик буровой.

— Ну, как дела? — нетерпеливо спросил Зубаиров у Фархутдина.

— Ха, чтоб я поехал да без девушки приехал? — выпятил тощую грудь Фархутдин. — Давно у вас на квартире. Райса ее взяла в оборот, ты же знаешь свою жену…

— Иди ты! — восхитился Зубаиров и с сомнением переспросил: — В самом деле привезли?

Все вопросительно посмотрели на Валентина. Тот был невеселый, злой и вместо ответа только рукой махнул.

— Что? Не вышло?

— Дурак я, согласился с этим сумасшедшим поехать…

— А что случилось?

Валентин повернулся к товарищам спиной и снова отмахнулся.

Сапарбай и Назип прыснули.

— Говорите толком, привезли или нет?

Фархутдин подложил под себя черно-серые, лоснящиеся, очень похожие на две камбалы, рукавицы, плотно уселся, сдвинул кепку на ухо и заговорил:

— Ей-богу, я не виноват! Ну ладно, соврал. Но это же была святая ложь!

— Говори, говори!

— Не говори лучше, без тебя тошно! — рявкнул Тин-Тиныч.

Фархутдин испуганно вскочил, отсел подальше и продолжал:

— Если Валя подумала, что Тин-Тиныч болеет, при чем тут Фархутдин? Ситуация была такая: правдой или неправдой, любыми способами мне нужно было узнать мысли Вали… И сейчас я окончательно понял, что если б не пустил ей пыль в глаза, она бы не приехала. Мне нужен был какой-то план. Эти колуны во главе с Тин-Тинычем могли бы все дело испортить. Сами знаете, план и стратегия нужны повсюду — и на службе, и тут, и во всяком деле. Без плана мы бы…

— Да не тяни ты кота за хвост! — закричал Зубаиров.

— Сейчас, — выставил вперед ладонь Фархутдин. — Вот по дороге у меня в голове и выработался гениальный план. На основании этого плана я ссадил ребят около Ромашкинской больницы. Вы, говорю им, сейчас только помешаете мне. К Вале я поеду один, а вы пока отдыхайте в больничном коридоре. Там тепло, а вы вроде на прием к врачу пришли. Мы с Валей на обратном пути вас захватим. Да… Село, где стояли геологи, оказалось на приличном расстоянии от Ромашкина. Разыскал я дом, где живет геолог Валентинова Валя. Она, бедняга, как и мы, оказывается, тоже на частной квартире. Культурно постучался, вхожу. Девушка за столом сидит какая-то, книгу читает. Подняла на меня задумчивые глаза, смотрит. И я смотрю. Но мне, вы же знаете, достаточно секунды, чтоб все увидеть. А тут гляжу и гляжу… Ха, фотография! Фотография — это все равно что мед в резиновом мешочке жевать… Все у нее на месте, все в такой высшей норме, что ни прибавить, ни убавить. А глаза-то, глаза! Как у печального ягненка. Нет, не напрасно, ребята, Тин-Тиныч влюбился, сумел выбрать — не хуже меня спец, оказывается. «Здрасте, говорю, это вы будете товарищ Валентинова?» — «Я», — отвечает она с удивлением и даже высокомерно. Гордо держится, правильно и, как я понял, совсем не собирается побежать, если ей скажут: «Идемте, мол, вас Тин-Тиныч ожидает». И тут я еще раз оценил свою голову, которую не все тут ценят…

Фархутдин выразительно посмотрел на Тин-Тиныча и Зубаирова.

— Знаешь! — сорвался Зубаиров.

— Сейчас, сейчас… И вот я пускаю в дело свой план-стратегию. «Ах, Валя, говорю, что вы сделали с моим руководителем вахты? Это же был лучший бурильщик Татарии!» — «Что с ним?» — недоверчиво спрашивает, а в душе-то, я вижу, реагирует согласно моего плана. «А черт его знает что, говорю, только я думаю, это вы погубили такого здорового парня! В бессознательном состоянии я нашел его на дороге и привез в Ромашкинскую больницу». — «Неужели?» — совсем испугалась девушка и вроде бы заметалась, не зная, куда бежать. А я бью и бью в одну точку: «Только и сумел выговорить одно слово: «Валя». Состояние крайне тяжелое». «Так и сказал — Валя?» — спрашивает, а сама дрожит, торопливо одевается. «Да не надо, не беспокойтесь, меры приняты, я просто хотел вам сообщить, — говорю ей. — Я пошел». У меня же, вы сами понимаете, политика, план. Мне нужно было, не выходя из дома, узнать то, чего этот утюг на протяжении целых десяти километров не мог узнать. «Нет, нет! — не дает она мне и рта раскрыть. — Не уходите. Пожалуйста, к нему скорее!» И даже вроде бы рада такому случаю. «Ага, думаю я про себя, вы, женщины, умеете радоваться только тогда, когда мужчина в беде».