Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

Все сочувственно помолчали. Николай вернул очки на переносицу и сразу как-то опять посолиднел, попытался отвоевать утраченные позиции.

— Нет, но Машка у меня действительно толковая — математику сечет на раз! И вообще девка с головой.

— Ясное дело, вся в тебя, — заметил Паша.

— А то нет? — завелся Николай. — Что, у меня голова хуже твоей работала? Хуже?

— Лучше! — Паша неожиданно расхохотался. — В сто раз лучше!

И убежал в Лешкину комнату. Алексей Павлович с Николаем недоуменно переглянулись. Паша вернулся, скрывая что-то за спиной.

— А ну-ка скинь очки!

— Зачем? — насторожился Николай.

— Скинь, тебе говорят!

Николай пожал плечами и снял очки.

— Твоя башка, Коль, работала лучше всех! — крикнул Паша. И, выхватив из-за спины, подбросил к потолку футбольный мяч.

Николай завороженно уставился на мяч, и на лице его сменялась богатейшая гамма чувств — от возмущения выходкой Паши до радостного, какого-то совсем детского ожидания встречи опускающегося мяча со своей головой. И когда эта встреча состоялась, Николай отлично принял мяч на темечко. Мяч отлетел, и Паша в свою очередь принял его лбом. Так они перебрасывали мяч головами, смеясь и выкрикивая.

— Коль, а давай соберем наших, сгоняем на пустыре!

— Давай, Пашка! В понедельник вечерком?

— Годится! Я Пузана достану, и Лаптя, и Димку рыжего…

— А я — Тюрина, и Рябчика, и Косого обязательно…

Мяч летал от головы к голове, рискованно минуя люстру, зеркало, вазу. Алексей Павлович с улыбкой наблюдал за расходившимися сорокалетними мальчишками. А когда мяч пролетел мимо него, он неожиданно для себя ловко боднул его головой.

— Батя, класс! — восхитился Паша.

На шум выскочил из своей комнаты Лешка. И без лишних слов включился в игру. Мужчины — и стар, и млад — играли в футбол, играли, позабыв обо всем, потеряв всяческую бдительность.

И совершенно зря. Потому что в дверях стояла Люся с двумя хозяйственными сумками в руках. И с тихим ужасом на лице наблюдала пейзаж разгрома квартиры.

Паша первым — спиной — почуял неладное, оглянулся, пропустил мяч, и он таки расколотил вазу. Зазвенели осколки, вся компания ахнула, увидела Люсю и замерла с видом нашкодивших школяров.

— Добрый день! — промолвила Люся с олимпийским спокойствием.

— Люсь… Понимаешь, Люсь, — забормотал Паша. — Мы тут уборку организовали… Сюрприз тебе…

— Сюрприз, вижу, — Люся улыбнулась одними зубами. — Не ожидала, спасибо вам большое!

— Не за что, — ляпнул Алексей Павлович. — Мы не совсем это… не успели. Тут, понимаешь, Николай пришел… про Лешку кое-что рассказать…

Николай выступил вперед и опять стал очень солидным — это мгновенное перевоплощение у него как-то здорово получалось.

— Я пришел сказать: спасибо! — сообщил он. — Большое спасибо за сына, которого вы воспитали!

Трое Луковых были восхищены этим ярким образцом перестройки.

— Ваш Алексей служит для моей Марии примером, — весомо продолжил Николай. — Прекрасным примером буквально во всем.

— Да? — несколько усомнилась Люся.

— Да! — горячо подтвердил Николай, — Чудный мальчик, воспитанный, полный фантазии, от него можно ожидать чего угодно!

Комплимент ребенку, пусть даже такой сомнительный, не может не смягчить материнское сердце.

— Приятно слышать, — сказала Люся. — Спасибо, Коля.

— Это тебе, Людмила, спасибо! И тебе, Павел, и вам, Алексей Палыч!

— А что ж мы стоим? — в Люсе проснулась гостеприимная хозяйка. — Присаживайся, Коля, пообедаем…

— Спасибо, Людмила, не могу, мне пора…

— Что ж так скоро? — Люся не удержалась от колкости. — Поиграли бы немного, вон еще сколько вазочек осталось!

Мужчины подобострастно захихикали, оценив ее шутку.

— В другой раз поиграем. — Николай напомнил Паше: — Значит, в понедельник на пустыре. А сейчас побегу, там уже Нинка…

И он ушел. Такой же, как пришел, — солидный, степенный. Мужчины проводили его взглядом, а потом, как по команде, повернулись к Люсе. В ожидании заслуженной экзекуции и с безропотной готовностью вынести все, что положено судьбой. Но Люся не предприняла никаких карательных действий — наверно, еще не решила, какого именно наказания достоин столь тяжкий проступок. Она лишь молча смерила мужчин уничтожительным взором и ушла со своими сумками в кухню.

Мужчины тоже молчали. Не знали, что делать дальше — то ли продолжать грандиозную уборку, то ли хотя бы вернуть все к изначальному виду.

— Да-а, жаль… — вздохнул Паша.

— Чего жаль? — не понял Алексей Павлович.

— Не будет у нас футбола в понедельник. Не будет…

— Думаешь, Колька совсем забурел, не явится?

— Да что Колька… Я не явлюсь. У меня в понедельник собрание. Во вторник — семинар. И тэ дэ и тэ пэ…

Что-то в тоне Паши не понравилось Алексею Павловичу. Он внимательно глянул на сына.

— Ты чего? Замотался?

— Да есть немного…

— Ну ты не кисни. Держи нос морковкой, хвост трубой!

Отец шутливо взлохматил волосы сына. Но тот не повеселел.

— Да я не кисну… Только всё крутимся мы, крутимся на этой карусели… Сплошные будни и никаких тебе праздников!

Лешка, понявший, что гроза над его головой, с которой начался сегодняшний день, окончательно миновала, осмелел и решился выступить с предложением:

— А давайте устроим деду день рождения. В воскресенье.

— Давайте! — обрадовался Паша.

— Да ну, — отмахнулся Алексей Павлович, — не юбилей еще, слава богу…

— Все равно праздник! — Паша заметно оживлялся. — Гостей соберем, стол соорудим…

— Подарков надарим, — пообещал Лешка.

Алексей Павлович озорно ухмыльнулся.

— Вот это дело. Я вам, ребята, призна́юсь: с детства обожаю подарки! — Он подумал и добавил: — А также клубничное варенье!

Легкомысленные мужчины сначала приняли решение о маленьком семейном празднике и лишь потом задумались: как подключить к этой затее Люсю? Да нет, «подключить» — не то слово. Люся, естественно, должна была стать не какой-то там подключенной, а главной фигурой в организации этого события. Кто же, кроме нее, осуществит основной элемент праздника — застолье! Но как сообщить ей об этом? Особенно после такого афронта с уборкой, когда Люсе пришлось немало попахать, чтобы вернуть квартире хотя бы первичный вид. Правда, мужчины были все время рядом, на подхвате, безотказно исполняя все ее указания и не гнушаясь самой черной работой.

Только после того, как квартира вновь засияла чистотой и Люся несколько отмякла, они осторожно сообщили ей о своем решении… нет, решение, конечно, осталось за Люсей, а они лишь сообщили ей свое предложение. Но — к их немалому удивлению и облегчению — Люся сразу согласилась. Ну не сразу, а сначала слегка пообливала мужчин заслуженным презрением, сначала использовала возможность лишний раз показать им, насколько они без нее беспомощны, объяснить наглядно, чего вообще сто́ят мужчины, пусть хоть целая толпа, без женщин, пусть даже единственной в доме. Но после всего этого презрения, показания и объяснения Люся все-таки согласилась. И даже обрадовалась. Конечно — только внутренне. Мужчинам вовсе незачем было знать о ее радости, мужчины должны были воспринимать ее согласие как знак величайшего снисхождения и подарка судьбы.