Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

Но на самом деле Люся все же обрадовалась. Потому что день рождения Алексея Павловича, этот семейный праздник, как нельзя лучше подходил для осуществления ее тайного плана. Дело в том, что абстрактные матримониальные намеки Алексея Павловича по-прежнему не давали ей покоя, а страшное конкретное видение — он с дамой из ресторана — вообще неотвязно стояло у нее перед глазами! И Люся решила: ладно, пусть. Раз уж седина в бороду, а бес в ребро, так не следует хотя бы пускать это дело на самотек. Надо подыскать Алексею Павловичу достойную пару.

А как производить такие поиски, женщину учить не нужно. Люся развила бурную и плодотворную деятельность, в результате которой выяснилось, что неизвестно как насчет любви, а желанию вступить в брак действительно все возрасты покорны! Во всяком случае — женские. После телефонных звонков и личных переговоров у Люси сложилась пачка фотографий пожилых вдов и одной старой девы средних лет.

Теперь оставалось решить две проблемы: выбрать из множества претенденток лучшую кандидатуру и найти удобное место и время для ее знакомства с Алексеем Павловичем. Вот для решения второй проблемы — места и времени знакомства — как раз и подвернулась удачно идея домашних именин. Все будет скромно, ненавязчиво, среди гостей случайно присутствует Люсина… ну, скажем, старшая подруга.

Что же касается первой проблемы — выбора кандидатуры на роль подруги, то Люся решила с этой целью собрать семейный совет с участием Семена Ильича — кто лучше него знает вкус старого друга? — но, конечно, без участия самого Алексея Павловича Оставалась только последняя мелочь: сплавить его куда-нибудь из дому под деликатным предлогом. Но в тот самый момент, когда Люся размышляла над изобретением этого предлога, Алексей Павлович сообщил ей, что нынче вечером уходит по делам и, возможно, допоздна. Все уладилось само собой и как нельзя лучше. Но Люся, эта неисправимо-коварная Люська, конечно, не удержалась, чтоб не использовать момент, и недовольно поморщила носик: что это ему никак не сидится дома? Зачем ей был нужен этот попрек сегодня, она пока точно не знала, но как стратег была убеждена, что в будущем и этот пустяк может пригодиться в сложном искусстве навигации домашнего корабля.

А сам Алексей Павлович тоже внятно не знал, куда и зачем он уходит в этот вечер. Вернее, куда — он себе примерно представлял, но вот зачем… Дело в том, что перед ним, как и перед Люсей, тоже неотвязно возникало воспоминание о женщине Наташе из ресторана. Разница была лишь в том, что перед Люсей это видение возникало в качестве кошмара, а перед Алексеем Павловичем… нет, он и сам бы не смог точно определить, какое именно это воспоминание. Было в нем и что-то приятное, по-мужски бодрящее, но было и что-то неловкое, нелепое, даже что-то обидное — не для него, для той женщины…

Алексей Павлович не то чтобы терзался, но все же маялся этими мыслями. И наконец решил: надо снова увидеться с Наташей. Зачем? А хоть поговорить. О чем? А там видно будет.

Ее дом — стандартную блочную башню — он отыскал не без труда — ведь тогда была ночь. Но все же отыскал — ведь как-никак бывалый фронтовой разведчик.

На двери подъезда красовался хитроумный кодовый замок. Но это не стало препятствием — замок был выдран с корнями разноцветных проводков. Как символ непокорного, неистребимого сопротивления отечественного Левши иноземным нововведениям.

Алексей Павлович вошел в подъезд, нажал кнопку лифта. Кнопка зажглась красным огоньком… и ему почему-то вспомнилась авантюра внука Лешки с подругой Машкой: квартирный интерьер в лифтовой кабине и академик, лишившийся чувств при виде этого. Картинка была настолько яркой и впечатляющей, что Алексей Павлович с некоторой опаской заглянул в прибывшую кабину. Но она, естественно, была пуста.

Алексей Павлович усмехнулся своим нелепым опасениям, вошел в лифт и поехал…

Нет, не люблю я эти лифты! Да, не люблю!

Как-то не по душе мне эти странные коробочки, эти поезда ближнего следования, ежеминутно принимающие и выпускающие пассажиров, сводящие людей так тесно, так близко, глаза в глаза, но ничуть не печалясь о том, что через краткий миг люди эти расстанутся, и, возможно, навсегда.

Так и снуют они вверх-вниз, от и до: от первого этажа до последнего. Есть в этом движении что-то ограниченное, бескрылое, что ли… Хоть бы раз эта коробочка преодолела свои «от» и «до», взлетела бы в небо или, на худой конец, провалилась бы в землю!

Нет, конечно, я трезво осознаю, что у лифта совсем другие задачи, разумно-полезные. И не зря призывают: «Берегите лифт — он бережет ваше здоровье!» Наверно, так и есть. Даже наверняка. Лифт бережет наши ноги. Но нервы, нервы…

Честно говоря, я просто не знаю, как в лифте себя вести.

Вот я вхожу в кабину. А там все стоят. Стоят плечом к плечу. Лица отрешенные, даже какие-то скорбные. Одни опустили очи вниз, другие возвели их кверху. Как на гражданской панихиде. Я невольно включаюсь в общее настроение, так же скорбно склоняю голову, столь же печально опускаю глаза. Лифт мерно гудит, мы в торжественном молчании дружно возносимся к небесам… До следующего этажа.

А там — полнейшая метаморфоза. Кто-то выходит, кто-то заходит. Среди вошедших две девушки. Они приносят с собой аромат духов — так мягко назовем этот запах, сразу превращающий кабину в душегубку. И атмосфера панихиды резко сменяется праздником коммунальной кухни.

Нимало не стесняясь, но крайне стесняя присутствующих, девушки с завидной даже для самой быстродействующей ЭВМ фантастической скоростью выдают за кратчайший промежуток времени — между тремя этажами — колоссальный объем информации. Культурно-мануфактурно-амурной: от размеров талии до певцов Италии. Когда они громким и открытым текстом переходят к совсем интимному «а он что? а ты что?», я вжимаюсь в угол, я готов провалиться сквозь пол, но пол не проваливается, лифт неуклонно движется заданным курсом, а прекрасные незнакомки все щебечут, щебечут…

Впрочем, ничуть не лучше, когда в лифте — знакомые незнакомцы. Мои соседи, жильцы большого дома, с которыми я встречаюсь только в лифте.

Как быть? Поздороваться? Вроде неловко — незнакомые же люди. Но здороваться? И это неудобно — всё же соседи. Похоже, они испытывают по отношению ко мне аналогичные чувства. И потому в лифте начинается кашель.

Я первым неловко откашливаюсь, что вполне можно расценить и как невнятное «здрасьте», и как хронический катар верхних дыхательных путей. Соседка с восьмого этажа немедленно отвечает мне бухающим рецидивом острого респираторного заболевания. Сосед с шестого этажа тут же вспоминает о своей застарелой чахотке. Эпидемия кашля мгновенно охватывает весь лифт! И даже лохматая собака с третьего этажа заходится в лающем кашле или в кашляющем лае.