Эмэ Бээкман - Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка [Романы]

Само собой разумеется, он привык к тому, что хозяева животных присутствовали при осмотре, во всяком случае при заключении, которое он выносил. В большинстве своем они старались помочь ему — утихомиривали скотину или припоминали что-то еще, связанное с заболеванием животного. Впрочем, чаще они мешали, чем помогали. Однако сейчас Молларт чувствовал, что его гораздо больше раздражают безучастность и безразличие этой женщины. Впрочем, что с нее взять, раз бог умом обделил.

— Выкидыш был у обеих овец? — спросил Молларт.

— Ах! — пробормотала женщина.

В конце концов, оставив овец в покое, Молларт отправился к реке, вымыл руки, затем не спеша вернулся к женщине, посмотрел в ее невыразительные глаза и сказал:

— Овцы больны. Это заразный выкидыш, бруцеллез или болезнь Банга.

— Ах! — услышал он в ответ.

— Овец придется прирезать, постарайтесь раздобыть себе для этого дела перчатки. Солому, на которую положите овец, надо будет уничтожить. Внутренности сожгите или закопайте поглубже в землю. После этого тщательно вымойте руки.

Молларт говорил медленно, словно нанизывая слова в ряд. Он был уверен, что его наставления не доходят до женщины, и это его беспокоило.

— Кустас поможет, — услышал наконец Молларт и обрадовался, что хозяйка Лаурисоо заговорила.

— Вы все запомнили, что я сказал? — настойчиво спросил Молларт.

— Ах, — снова пробормотала женщина, и ее лицо вдруг задрожало от беззвучного смеха. — Я давно говорю старухе — надо кончать с ними. Хоть мясо будет, раз ягнят не получилось, чего зря держать. Шерсти нам не надо, полный мешок в амбаре стоит, так и так некому чесать ее и прясть. Старуха плохо видит.

Молларт взглянул на овец. Давно не стриженные животные были все в колючках репейника.

— Мясо можете употреблять в пищу, только прежде его надо как следует проварить.

Молларт хотел еще добавить, что надо бы почистить овечьи ясли, но промолчал. Хлев на этом хуторе, вероятно, настолько грязен, что едва ли кто возьмется пошевелить там пальцем до тех пор, пока к весне животные не начнут подпирать спинами потолок.

Обратно они побрели той же дорогой. Линда впереди, врач следом за ней.

Однако известие о том, что овцы больны, все же слегка встревожило Линду.

— Старуха все требовала — случи да случи, — ворчала она. — Очень надо было вести их в Рихву, а потом отрабатывать Бените за удовольствие, доставленное ее Купи. Ведь можно было уже весной заколоть овец. Это все старуха — иди да иди. Она всю жизнь с ума сходит по овцам, сама дрожит на холоде, вот и копит овчину на шубу да жилеты и куртки.

Линда так и не поняла, что ее овцы заразились бруцеллезом от Купидона. Молларт почувствовал облегчение, во всяком случае из-за овец лаурисооская хозяйка не станет относиться к Бените враждебнее, какие бы там отношения между ними ни существовали.

Старуха по-прежнему расхаживала по двору. Линда, грузно ступая, вошла в дом — дощатые ступеньки прогибались под ее тяжестью.

— Ты хотел знать, отчего помер мой сын? — остановила Молларта старуха. — От старости помер, — повторила она своим тоненьким как ниточка голоском.

Линда снова выползла на двор, держа в каждой руке по три грязных куриных яйца.

Молларт смутился. Но выражение лица у Линды было приветливое, и он не решился обидеть ее отказом.

— Ах, — воскликнула Линда, когда Молларт объявил, что должен наведаться еще и в Сылме.

Приоткрыв рот, Линда подумала и сказала:

— Пройдете через клеверное поле, минуете перелесок и будет Сылме.

Молларт удивился: неужели, чтобы сказать это, ей надо было так долго раскачиваться?

Кивнув женщинам, он пошел в указанном направлении. Распихав яйца по карманам, Молларт ощупал сквозь материю свою хрупкую ношу, не хватало еще, чтобы какое-нибудь яйцо разбилось и испачкало пиджак.

ойдя до перелеска, Молларт вынул из карманов яйца и положил на мох. Спрятав их, он усмехнулся, конечно, это ложный стыд, но вдруг при виде набитых карманов кто-нибудь сочтет его жуликом, дескать, бродит тут вокруг с важным видом, осматривает овец, не иначе как зарится на легкий заработок.

Во дворе хутора Сылме, огороженного елями, навстречу Молларту выбежал молодой гончий пес. Обнюхав брюки незнакомца, пес залаял и помчался к крыльцу, указывая дорогу. С двух сторон двери, обсаженные астрами, возвышались пирамиды хмеля, и каждая из них казалась как бы отражением другой. Войдя в сени, Молларт почувствовал запах воска. Он постучал в одну из смежных дверей, которая, по-видимому, вела на кухню.

За столом у окна просторной кухни сидела сылмеская семья.

Молларт поздоровался, пожелал приятного аппетита, на что услышал сразу из трех ртов «спасибо», и объяснил, зачем он пришел.

Из-за стола быстро выскочила молодая женщина, вероятно, это и была хозяйская дочь Элла, от которой его предостерегала Бенита, подбежала к кухонному буфету и, вынув оттуда кружку и тарелку, поставила на стол. Мать Эллы одобрительно следила за дочкиными хлопотами. Пригласив Молларта к столу, хозяйка пододвинулась к окошку, чтобы гостю было просторнее.

Молларт, почувствовав вдруг, что и в самом деле голоден, взял протянутый ему хлеб и поглядел на пододвинутые к нему тарелки с глазуньей и нарезанной ломтями ветчиной, выбирая, что бы такое положить себе.

— Ах так, значит, вы остановились в Рихве, у Бениты, — промолвила хозяйка.

— Рихву видать с дороги, а к нам кто догадается завернуть, — с сожалением заметила Элла и чуть заметно улыбнулась, стараясь, чтобы верхняя губа не обнажила уродливо выдающиеся вперед зубы. Вообще-то Эллу с ее здоровым цветом лица и жизнерадостным взглядом нельзя было назвать дурнушкой. Молларт в душе посмеялся над собой, что это на него нашло в последнее время, с каких пор он стал таким ценителем женщин! Приехал он сюда смотреть овец или хозяйскую дочь? Чья-то рука заботливо налила Молларту вторую кружку молока, кто-то пододвинул к нему тарелку с медом и посоветовал намазать хлеб маслом, а уже сверху медом. Он ел с аппетитом, прикидывая в уме, сколько у него в запасе сигарет и можно ли позволить себе роскошь закурить после еды.

Если еще утром Молларт с негодованием вспоминал злое выражение «незваный гость», то сейчас, сидя за столом на этом хуторе, вынужден был отбросить подобные обобщения. Покончив с едой, Элла приветливо посмотрела на гостя, старая хозяйка принялась снова угощать его, чтобы гость-де как следует подзаправился, а хозяин, пошарив на подоконнике, вытащил оттуда пачку сигарет.

Молларт поблагодарил и, закурив, снова повел разговор об овцах.

— Успеется с этим! — воскликнула Элла.