Юрий Каменский - У красных ворот

— Сережа, не ругай себя. Виновата я. Хотя то, что случилось, не в моем духе. Поверь мне.

— Верю.

— Если мама узнает, ее удар хватит. Ты меня очень презираешь, Сережа?

— Нет, твой порыв был искренним. Может быть, я даже лучше стал о тебе думать.

Помолчали. Сергей сказал:

— Надо идти к себе в гостиницу. Я ведь не один здесь.

— Да, да, иди, Сережа. Я не буду провожать тебя. Не рассердишься?

— Лежи, лежи.

Уже одетый, он подошел к постели попрощаться. Она протянула ему руку. Сергей пожал и вышел из номера.

«Боже мой, что же я наделала? — думала Вика. — Приехала, чтобы помочь человеку, а значит, мужу, своей семье… В результате же себя унизила, хотя Сергей говорит, что стал лучше обо мне думать. А может быть, после всего Сергей действительно сделает все возможное для Дворецкого?»

От этой мысли ей стало легче. Захотелось позвонить мужу, повиниться перед ним. Предлог есть — она с ним резко говорила. И потом у него такое тяжелое время. Он, наверное, еще не спит…

— Это снова я, Валюша, ты еще не спишь? Захотелось пожелать тебе спокойной ночи. Ты не сердишься на меня?

— Нет, рад звонку.

— Спасибо тебе. Я сделала все возможное, спи спокойно. Завтра увидимся. Целую тебя.

Был первый час ночи, когда Сергей подходил к пустынному подъезду своей гостиницы, ярко освещенному и от этого еще более пустынному. Он чувствовал неясную душевную тревогу, вялость, хотелось спать.

Сергей уснул моментально. Возникали и пропадали лица далеких и близких: Анвера, бабушки, школьных друзей, совершенно забытых, коллег по работе, дедушки и в самом конце сна, словно на большом, светлом экране, четкое изображение лица Зиновия Романовича. Он спросил: «Ты подумал, Сережа?»

Сергей резко поднялся и сел в постели. Посмотрел на часы — начало восьмого. Да, подумал ли он? Сергей понял свою неосознанную тревогу, когда возвращался от Вики. Нельзя было оставаться с ней после того, как узнал, что Дворецкий ее дядя. Нельзя было идти на близость. Теперь между ним и Викой протянулась нить его моральной обязательности перед ней. И Сергей боялся стать необъективным. Он как бы вынужден стремиться к выгораживанию дяди. Ну а если дядя все же окажется подлецом? Дворецкий может сказать: «Меня постарался сделать таким Гречанный. Он первый муж моей племянницы, от которого она ушла. Гречанный мстит ей, отыгрываясь на мне».

«Подумай, Сережа», — сказал Зиновий Романович. «Я подумал, — размышлял Сергей. — Дело надо делать чистыми руками. Поэтому я должен отказаться от него».

В начале девятого он постучал в дверь номера Пахомова.

— Доброе утро, Анатолий Викторович, — сказал Сергей, входя в номер.

— Доброе утро, молодой человек. Я уже хотел объявлять всесоюзный розыск. Мог хотя бы позвонить.

— Чрезвычайные обстоятельства, Анатолий Викторович.

— Знаем эти обстоятельства. Я не настолько стар, чтобы забыть свою молодость.

— Все очень серьезно, Анатолий Викторович. Я хочу рассказать вам о них. Прямо касаются нашей работы здесь.

— Слушаю тебя.

Пахомов сел на мягкий диван и откинулся на его бежевые подушки.

— Прошу, — показал он головой на место рядом с собой.

…Когда Сергей закончил рассказ, Пахомов запустил короткопалую руку в золотистую густоту своих волос. Пальцы утонули в них.

— М-да… Правильный ты парень, Сережа. Не зря тебя твой шеф рекомендовал. Слушай, а у тебя есть уверенность, что твоя бывшая жена оказалась здесь случайно?

— Случайность очень возможна.

— Кто ее муж?

— Она не говорила, я не спрашивал.

— А ты про ее дядю, когда жили вместе, слышал?

— Нет. Но мы ведь прожили недолго.

— Вот что. Прошу тебя — больше никаких контактов с ней не иметь, и, что очень важно, с Дворецким тоже.

— Понимаю.

— Давай-ка так решим: поработаем вместе сегодняшний день, а вечером решим. В нашем случае вечер будет утра мудренее.

…После ужина Сергей и Пахомов сидели на тех же самых местах.

— Знаешь, дорогой Сережа, думаю, что Дворецкий — сволочь, при этом человек умный и, значит, во много опаснее обыкновенной сволочи. Малейшее наше упущение он использует наилучшим для себя образом. К сожалению, нам придется расстаться. Фразу «к сожалению» я произношу совершенно искренне. С тобой хорошо работать. Ты принял правильное решение — отойти от этой работы. Завтра вылетай в Москву. Напиши подробную объяснительную записку на имя Карпухина. Зиновий Романович поймет все правильно. А теперь покажи и расскажи, что ты наработал.

В девять утра Валентин Васильевич позвонил помощнику заместителя министра:

— Приветствую вас, Сергей Сергеевич. Говорит Звягинцев, Игорь Борисович обещал принять меня сегодня в десять пятнадцать.

Помощник подтвердил, что все остается без изменений.

В назначенное время Звягинцев входил в кабинет Игоря Борисовича Политковского. После взаимных приветствий тот сказал:

— Что произошло, Валентин Васильевич? Почему такая срочность?

В тоне, каким был задан вопрос, угадывалась обеспокоенность. Политковский знал: без дела Звягинцев никогда не будет проситься на прием. Звягинцев уловил эту обеспокоенность, приободрился. Он ответил Политковскому так же, как ему Дворецкий:

— Чепе, Игорь Борисович.

После короткого рассказа Звягинцева Политковский спросил:

— Есть серьезные основания для беспокойства?

— Во всяком большом деле найдутся огрехи, Игорь Борисович. На них можно указать и предложить исправить, а можно раздуть…

— Как у ростовского филиала с планом?

— Систематически выполняет. Имеет переходящие знамена местных организаций. Неоднократный победитель в социалистическом соревновании филиалов института. Директор, Аркадий Ефимович Дворецкий, — толковый инженер и хороший администратор.

— Почему было написано письмо в редакцию? Ваши соображения.

— Письмо, Игорь Борисович, было написано недовольными, такие найдутся в любой организации. Как правило, это плохие работники, получавшие взыскания, лишенные премий. Например, Корбутенко, водитель легковой машины, неоднократно отстранялся Дворецким от работы: был пьян. Другой «писатель», старший инженер Орешников, лишен премии за систематические ошибки в расчетах, и так далее. Я хочу просить вас, Игорь Борисович, оказать влияние на этот процесс с тем, чтобы он прекратился в самом начале. Филиал взбудоражен, людей отрывают от работы.

Звягинцев не хотел говорить, что «этот процесс», как он назвал то, что происходит в Ростове-на-Дону, может захватить помимо филиала и институт. Но Политковскому, человеку достаточно искушенному, это было совершенно ясно, и он понимал, что визит Валентина Васильевича связан прежде всего с беспокойством за себя. Заместитель министра не желал ставить под удар Звягинцева, наоборот, ему требовалось обезопасить директора института от возможных неприятностей. Политковский хотел видеть Звягинцева начальником главка, управляющего проектными и научно-исследовательскими институтами, а нынешнего начальника отправить на пенсию.