М Зотов - Семеныч

— Старик! Давай твой полушубок заброшу!

— Семеныч! Зачем усы подстриг? Нюх потеряешь!!

Ослепительно вспыхивает магний. Облегченно вздохнув, Семеныч начинает одеваться.

Проходит несколько дней. Жизнь цеха продолжает двигаться своим обычным путем. Но теперь этот путь уже не кажется таким обычным старому строгальщику. Работа, которую он в силу многолетней практики выполнял, почти не думая, вдруг обернулась к нему какой-то другой, совсем непривычной стороной. Она заставила увидеть в ней что-то такое, чего раньше он и не замечал вовсе.

Да и внешне он изменился. Насквозь промасленную кепчонку, которую он уважительно именовал рабочей, теперь заменила немного старомодная, но зато кожаная фуражка. Из-под ворота спецовки стал выглядывать краешек добротной шерстяной фуфайки. Знаменитый полушубок лежал, как подстилка, на сиденье табурета.

Только отношения с редактором продолжали оставаться неясными. По крайней мере так казалось старику. Он, конечно, понимал, что теперь положение его в цехе изменилось, и при встречах с редактором старался не замечать его. Но одна и та же мысль каждый раз беспокоила его: «А кто его знает?.. Возьмет да «дружески» и измордует? Молодежь!..»

Как-то однажды, придя в цех, он увидел вывешенную свежую стенгазету. Несколько рабочих оживленно обсуждали что-то. Семеныч в нерешительности остановился…

— Ребята! Смотрите-ка, Семеныч-то наш, как святой! От лысины аж сияние… — услышал он знакомый голос Сашки Ушакова.

Сердце старика екнуло: «Неужели?..»

Не желая служить мишенью для шуток, он прошел прямо к себе.

«И чего ржут, черти, и чего ржут?» — с досадой думал он, прислушиваясь к хохоту рабочих.

Только во время работы, выбрав момент, когда все были заняты, он решился подойти к стенгазете. Приладив на нос старые, не раз чиненные очки, он разглядел на видном месте свою фотографию в красиво сделанной цветными карандашами рамке. Ниже была помещена заметка, в которой рассказывалось о его резце.

Старик, смущенно покашливая, отошел от стенгазеты.

В этот день время до обеда проскочило особенно быстро. Сидя в столовой, он был оживленнее обычного. Много разговаривал со своими приятелями за столом. Те приставали к нему:

— А с тебя, Семеныч, причитается… с премии-то…

— Что вы, ребята! Какая премия?

— Ну вот еще, какая!.. Прогремел со своим резцом в мировом масштабе!

В самом прекрасном настроении Семеныч вернулся в цех. Между станков расхаживал перторг, раздавая заводскую газету. Семенычу захотелось как можно скорей ее получить. Но он не был подписчиком. Конечно, попросить почитать можно у каждого, но ему хотелось сохранить этот номер на память. Проще всего было обратиться к парторгу, но ведь тот обязательно скажет: «Какой ты нескладный, старик! Предлагал подписаться — не надо, я не курящий! А теперь написали о тебе — давай скорей!»

Размышляя, как бы все получше устроить, Семеныч незаметно подошел и станку и вдруг на своем столе обнаружил кем-то забытую газету. Не вдаваясь в размышления, он поспешно надел очки. На второй странице сверху живо отыскал три фотографии. На средней он узнал самого себя у станка, а на боковых была заснята его работа старым и новым резцом. Разница в съеме стружки даже на фотографии получалась разительная.

Слезливо заморгав, Семеныч засуетился… Сложив газету вчетверо, хотел было убрать ее в карман, потом передумал. Повел глазами кругом и увидел невдалеке от себя парторга. Тот, улыбаясь, смотрел на старика. Расправляя на ходу газету, Семеныч пошел к нему.

— Вот, Михаил Трофимович, чья-то ко мне попала.

Парторг, глянув за спину Семеныча, кому-то подморгнул. Семеныч хотел посмотреть, кому, но не успел… Чьи-то руки обхватили его сзади… Сашка Ушаков сильным рывком поднял старика от пола.

Напрасно старик старался вырваться из обхвативших его крепких рук. Он видел вокруг себя смеющиеся лица. Слышал взрывы дружного смеха… Очки его соскочили с носа и болтались, держась на одном ухе… А он все взлетал и взлетал в воздух…

Спас его цеховой гудок, напомнивший об окончании обеденного перерыва.

Оставленный всеми, старик стоял посреди цеха, красный, взъерошенный, сердито поводя большими усами.

— Четвертиночку, — зашептал ему кто-то на ухо сзади, — не забудь поставить… с премии-то… Аж упрел с тобой!

Семеныч обернулся. Сашка Ушаков, отирая со лба пот, ухмыляясь, смотрел на него.

— Я тебе поставлю… Я тебе поставлю, — погрозился ему старик. — И так все пуговицы начисто оборвал.