Еремей Айпин - В ожидании первого снега

Не прошло и недели, как Микуль молча положил на стол мастера Кузьмича двух полумертвых окровавленных лисят. Разведчики, бывшие в балке, рассматривая их, тихонько рассуждали: выживут иль не выживут. Кузьмич невесело покосился на своего трехмесячного, без единого белого пятнышка щенка Чомбе, который спасался от комаров под столиком с рацией. И теперь хозяин словно хотел без слов убедить всех, что его щенок здесь ни при чем. Затем он перевел взгляд на Гришу Резника, тот сказал, что давно уже вырыл яму — нору для своей жучки, а за других не ответчик. Но тут выяснилось, что чуть ли не у десяти собак нет хозяев. Почти каждый приезжающий привозил с собой жучку, а когда увольнялся и уезжал, оставлял ее на буровой.

С первой же вахтой, улетающей на отдых, отправили собак на базу.

После того как вопрос с жучками уладили, Микулю показалось: бор и болото, озеро и река впервые посмотрели на него с благодарностью, признали в нем таежника. И он с легким сердцем отправился на озеро ловить окуней. После его ухода приплыл на крохотной несмоленой лодчонке Степан, заглушил подвесной мотор и легко перескочил на песок. Не спеша вымыл в речной воде руки и заросшее щетиной лицо, искусанное мошкарой, пригладил спутанные волосы, вытер шейным платком угольно-черные и колючие глаза и лишь после этого направился в балок Алексея Ивановича.

— Кер сделал? — спросил он хозяина, поздоровавшись.

— Давно тебя ждет, Степан!

— Чтобы бог дал тебе семь сыновей!

— Э, Степан, — усмехнулся Алексей Иванович, — я все же тебе друг. Давай пошли чай пить!

Хозяин наполнил кружки крепчайшим, почти черным чаем.

— Глухарей в этом году много будет, думаю, — сказал Степан, сделав первый глоток.

— Откуда знаешь?

— Выводков много. На песках следы уже есть, значит, матери глухарят обучают.

— Свозишь на охоту к себе, ненадолго?

— Возьму, Лексей, ты хороший человек и плохой охотник.

— Поэтому и согласился? И хитер же ты, Степан! Значит, беру отгул на недельку. Скажи, в какое время лучше всего?

— Осень скажет, когда надо на охоту идти.

— Опять хитришь, друг, — засмеялся Алексей Иванович. — Будто сейчас не знаешь, какая будет осень?!

— На зверя хочешь?

— Где мне на большого зверя, на глухаря хочу.

— Середина сентября — самое время, думаю.

— Степан, а как называется глухарь по-хантыйски?

— Лук.

— Лук?

— Не так сказал, Лексей. «У» короткий-прекороткий — лук! Как будто вовсе нет «у», а на самом деле есть, только прячется… Вот-вот, еще короче, немного получается.

— Учитель бы из тебя неплохой вышел, Степан.

— На это, наверное, голова хорошая нужна, — ответил Степан. — А в моей голове одни звери, птицы да рыбы. Да еще реки, озера, тропы — сплошной лес. Кого теперь это интересует?! Никого, думаю.

— Так уж и никого?!

— Живу я тут, глаза видят, уши слышат, куда денешься?!

После чая Степан вытащил из мешка сорогу с серебристой чешуей — твердую, насквозь провяленную. Протянул бурильщику:

— Попробуй, не пересолил?

Тот очистил рыбину, откусил со спинки:

— Хороша, Степан, в самый раз. Эх, пивка бы сейчас?

— Понравилась — хорошо, тебе привез, возьми с мешком.

— Спасибо, Степан!

В балок влетел Костик, с порога закричал:

— Здорово, Степан! Почему так долго не показывался?

— У меня выходных нет, как у вас тут.

— Переходи к нам — и у тебя будут!

— Э, старая сказка.

— Рога привез?

— Котелок твой, Коска, наверно, продырявился, починить надо малость.

— Почему, Степан?

— Сколько тебе говорить: рога еще сырые, рано. А говоришь — сибиряк!

— Ловко он тебя, Костик! — поддел Алексей Иванович.

Но Костик ни на кого не обижался.

— У меня новость для тебя, Степан! — заговорил он. — Ты вот все твердил, что никто не придет к нам работать. А теперь твой земляк работает у нас!

Степан вопросительно взглянул на бурильщика. Алексей Иванович кивнул.

— Зови его, если по-нашему понимает, поговорю с ним, — сказал Степан.

— Пойду я, печурку… кер приготовлю! — проговорил бурильщик, поднимаясь. — Ты кури пока здесь!

Степан распотрошил три «беломорины», высыпал табак на страницу раскрытой книги, затем оторвал кусочек газеты и начал сворачивать цигарку заскорузлыми, непослушными пальцами. Табачное крошево сыпалось на его мазутные штанины, но он не замечал этого.

Микуль остановился около порога, поздоровался. Голос его прозвучал неестественно громко и бодро, и он приумолк. Из облака дыма Степан молча оглядел его с ног до головы, словно воочию хотел убедиться, правда ли настоящий охотник перешел на железную работу. Наконец жестко спросил, кто его отец, из каких мест. Микуль коротко ответил.

— Ма нунг чече вуим! [10] Я твоего деда знал! ( хант.) — нахмурился Степан. — Крепкий был медвежатник!.. А ты пошто охоту бросил? Рыбалку пошто бросил, а?! Разве ты не сын охотника?! Разве ты не любишь нашу тайгу?!

Микуль, не ожидавший такого напора, немного растерялся и молчал.

— Скоро охотников не будет, тайга пустая будет — зачем тебе «железная работа»? Может, денег много надо? Они тебя сманили?! — напирал Степан. — Зачем тебе черная вода?!

— С каждым годом все меньше зверей в тайге, это ты лучше меня знаешь. Что делать охотнику? — заговорил Микуль. — А «черная вода» тоже чего-то стоит — ненужную вещь не стали бы искать, знаешь ведь!

— Про завтрашний день уже думаешь?! — не то с осуждением, не то с одобрением произнес Степан. — На мой-то век, надеюсь, рыбы-зверя хватит, на буровую не заманишь, нет.

— Стариков никто и не манит.

— Мне пора ехать, помоги вещи отнести. Продукты у Жоры покупаю, — говорил он Микулю, выходя из балка. — В свой поселок далеко ехать, зря бензин жечь, а тут рядом, только муки и вина нет.

Степан взял пустую канистру с вмятинами, облупившейся краской. Пошли к мастеру Кузьмичу.

— Как дела, Кузьма? — спрашивал рыбак. — До нефти еще не добрался?

— Нет пока, но доберусь!

— Нет здесь нефти, зря стараешься!

— Откуда знаешь, пошаманил, что ли?

— Шаманил не шаманил, но так думаю.

— Что нужно, Степан — бензин, масло?

— Солярку надо.

— Зачем? Уж не мотор ли заправляешь?

— Нет, ночи темные осенью, а лампа не хочет работать.

— А я подумал, мотор свой под солярку приспособил. Слышал, Степан, новый подвесной мотор изобрели. Сильный, на солярке работает.

— Внук мой, может, будет на таком моторе ездить, — усмехнулся рыбак.

— Все государство грабишь! — ехидно заметил подошедший Березовский. — Грабишь?!

— Я — кто?! Не государственный?! — неожиданно вспылил Степан. — Ты государственный, а я нет? Так чей я, чей?! — Его темное лицо стало серым и свинцово-тяжелым. Пальцы, сжимавшие ручку канистры, побелели, как береста. Миг — и что-то лопнет: мышцы пальцев или ручка.