Алексей Малышев - Повесть о таежном следопыте

Капланов с нетерпением ждал появления тигра на реке Судзухэ. Он был уверен — «властелин тайги», находясь под охраной человека, вскоре сумеет и здесь освоить свои исконные земли. А как это обогатит и украсит природу края!

Лето прошло. Вершины сопок пожелтели. На брусничниках сопки Туманной появилось много следов медведей. Начали перекликаться изюбры, пятнистые олени.

В эти осенние дни в тайгу с Каплановым иногда ходила Лида. Как-то они там заночевали. С вечера вокруг стоял сплошной рев изюбров.

Капланов стал подзывать изюбров, дуя в берестяную трубу. Получалось это у него очень искусно. Вскоре к палатке подошли несколько молодых изюбров. Один из них призывно прокричал.

Капланов осторожно вылез из палатки, улыбнулся и тихо проговорил:

— Эй вы, друзья, не шуметь! Сюда вам нельзя.

И, обратившись к Лиде, добавил:

— Слушай, до чего же хорош мир! Если бы только не эти самолеты, не война…

Забот у него было много. Он беспокоился — сумеет ли справиться с хозяйственными задачами. Справился — не один, со всеми вместе. Коллектив в заповеднике был дружный, крепкий и Капланова не просто уважали — любили…

Урожай в подсобном хозяйстве убрали успешно, и теперь семьи фронтовиков и всех сотрудников были полностью обеспечены. Осилили и многое другое.

Капланов задержал уже не одного браконьера. Однако братья Зуйковы, несмотря на штраф за убитого оленя, все еще продолжали бродить по заповеднику. Но они стали осторожнее и были пока неуловимы.

Однажды в декабре Капланов, пройдя берегом, заметил следы человека в ичигах. Он огляделся. Недалеко в море, покачиваясь, стоял сейнер. Вероятно, с него и высадился браконьер.

Прибрежные скалы были покрыты сверкающими обледенелыми шапками. Метрах в трехстах от берега виднелись выставленные из воды головы нерп. Море неспокойно колыхалось.

Капланов поспешил по следам браконьера. Они шли по скалам вверх. Мела поземка. Чем выше поднимался Капланов, тем сильнее становился ветер. Он задувал следы.

В горах начинался снежный буран. Вскоре Капланов понял, что пытаться отыскать сейчас кого-либо бесполезно. Он решил переждать пургу в скалах. У него был с собой хороший спальный мешок, и он переночевал на снегу, не разводя костра.

К утру буран стих. Следов человека нигде не было видно, вероятно, браконьер ушел во время бурана. Но Капланов теперь заметил свежий след гималайского медведя. Идя за ним, он вскоре обнаружил и самого зверя. Тот свернулся клубком в углублении под корнем наклонно растущего на скале кедра. Когда из-под ног Капланова скатился сорвавшийся камень, медведь встревоженно приподнял голову и потянул носом воздух.

Не обнаружив ничего подозрительного, он почесался, не вставая, а затем снова заснул.

В это время где-то внизу послышалось два выстрела, они гулко прокатились один за другим.

Капланов понял: стреляли с сейнера. Он стал быстро спускаться к морю.

На пути ему попался только что убитый, еще теплый горал. Зверь, наверное, стоял на возвышении, откуда и был сбит выстрелами.

Сейнер приближался к берегу. Но Капланова заметили. Судно круто развернулось и направилось обратно в море.

Раздался еще выстрел. Пуля ударила в скалу на расстоянии полметра от головы Капланова. Направив бинокль на сейнер, он увидел перебегавшего по палубе человека с винтовкой. Браконьер пытался отомстить за свою неудачу.

Вернувшись домой, Капланов застал Лиду над пачкой распечатанных писем и кучей газет. Это была почта сразу за несколько недель.

Из газет они узнали о радостном повороте событий — окружении фашистской армии на Волге. Весь вечер только об этом и были разговоры. На другой день Капланов, собрав своих сотрудников, взволнованно рассказывал им о великой победе.

Зима миновала. Весна наступила рано. Уже в начале марта в воздухе стоял непрерывный звон птичьих голосов. Около реки, впадающей в море, слышались песни овсянок и зеленушек. Стайки длиннохвостых синиц перелетали с места на место со звонкими свистящими криками «фр-р-р…». Появились жаворонки.

Над окном дома, где жили Каплановы, горихвостка начала устраивать гнездо. Целыми днями она усердно таскала сюда пух и вату.

На полях все чаще кричали фазаны. На солнечных склонах показывались бурундуки.

Потом с моря повалил туман. Стало сыро и холодно. Пошли дожди. В начале апреля все ключи вздулись от полой воды.

Как обычно, весной опять начались палы. Сопки заклубились дымом. Ветер разносил по берегам пепел. Для Капланова и охраны заповедника это были трудные дни. Браконьеры по-прежнему не унимались. Но борьба с ними в заповеднике стала более планомерной и успешной.

Капланов, давая задание наблюдателям, напоминал: охранять природу — значит охранять Родину. Эти слова были полны большого смысла.

В начале мая Капланов, хотя и плохо себя чувствовал, вышел в тайгу. Он должен был выдать зарплату рабочим в долине Сесюги, где шла работа в подсобном хозяйстве, а по пути, недалеко от деревни Кедровая Падь, хотел зайти на солонцы, проверить, нет ли там браконьеров.

— Продуктов мне понадобится дней на десять, — уходя, сказал он жене, — скоро поедет Ощепков, с ним тогда подошли. Придется в тайге задержаться. Опять Зуйковы балуют. Надо отучить их хозяйничать в тайге.

— Будь осторожен, — попросила Лида, — зачем ты по тайге один ходишь?

— Тайга мне — родной дом, — усмехнулся он, — в тайге мне ничто не страшно.

Через два дня вслед за Каплановым выехал с продуктами наблюдатель Ощепков. Однако директора на Сесюге все еще не было. Ощепков вернулся домой. В заповеднике стали опасаться, что Капланов заболел и без продуктов мог в тайге погибнуть.

Лида с Ощепковым и еще одним наблюдателем вышли в тайгу на поиски.

В Кедровой Пади выяснилось, что его видели несколько дней назад жители деревни, где находилась партия топографов.

Топографы рассказали, что в то утро на склоне сопки закричал козел, и двое работников экспедиции, надеясь, что им удастся козла подстрелить, пошли в тайгу. По пути в гору им кто-то свистнул. Они сперва испугались, потом узнали: это был Капланов. Он угостил их рыбой и черемшой и, выяснив, что они хотели убить козла, объяснил, что этого делать нельзя, — попросил вернуться домой, в деревню. К слову добавил, что сам он распадком пойдет в долину Сесюги — она лежала недалеко за хребтом.

Топографы отправились обратно и вскоре увидели бегущих по лесу двух лаек, которые, как они знали, принадлежали Зуйковым.

А еще через некоторое время они услышали донесшиеся из распадка четыре выстрела…

Лида и наблюдатели обнаружили отпечатки ботинок Капланова на тропе к солонцам. Потом он, видимо, свернул куда-то в сторону, и след его исчез.