Вадим Собко - Стадион

Только через много лет, когда первые советские спутники Земли полетели в космос, американцы вспомнили разговоры о государственных стипендиях, которым в свое время никто не верил, о тысячах институтов в нашей стране, о миллионах студентов. А тогда все это казалось вымыслом.

За ужином Том Гаркнес, улучив минутку, сказал Русанову через Ольгу Борисовну.

— Знаете, Русанов, — начал он, — мы пришли не для того, чтобы выразить вам сочувствие. Оно вам не нужно, я знаю. Но нам хотелось, чтобы вы не думали, будто вся Америка населена подлецами, вроде Джилькса, — в нашей стране есть и честные люди. Вот это я и хотел сказать вам, это для меня очень важно… а кроме того, очень хотелось посмотреть на вас поближе, познакомиться…

— Приезжайте к нам в гости, — сказал Русанов.

Гаркнес слегка нахмурился.

— У нас не очень–то одобряют такие путешествия. Но, конечно, поехать хотелось бы. Может, еще и удастся.

— Будем надеяться, — весело ответил Русанов.

А за столом завязался разговор о последних выдающихся рекордах Эмиля Затопека, и неизвестно, когда закончился бы этот ужин, если бы не пришел врач.

— Это что такое?! — воскликнул он, и все испуганно примолкли. — Как вам не совестно, товарищи, ведь ему нужно лежать! У него же перелом руки! Прошу немедленно разойтись! Немедленно!

Суровый тон испугал и гостей и хозяина — переводить слова врача даже не пришлось. Номер быстро опустел.

— Мы еще увидимся и будем дружить, — успел ска–зать на прощанье Том Гаркнес. — Наш разговор еще не окончен.

Когда все ушли, Владимир Русанов лег на кровать, и перед глазами его поплыли темные круги. Рука болела отчаянно, а ведь еще несколько минут назад он не замечал боли.

— Давайте руку, — сказал врач, набирая морфий в шприц. — Мыслимое ли дело принимать гостей в таком состоянии!

— Мы так хорошо побеседовали, — оправдывался Русанов.

— Еще тысячу раз успеете побеседовать, — сердито сказал врач, — а сейчас вам нужен покой. Все. Спите.

Разговор, начавшийся в номере Русанова, действительно не окончился. Он продолжался на стадионе, и в нем участвовало все больше и больше спортсменов. Многие из них подружились настолько, что решались говорить свободно, ничего не боясь.

— Почему вы так хотите воевать? — спросила Мери Гарден. — Зачем вам нужна война?

— Мы? — Ольга Коршунова вытаращила глаза. — Вас кто–то обманул, Мери. Мы в Советском Союзе мечтаем только о мире.

Они сидели рядом на трибуне для участников и вели разговор. Разговаривали они вперемежку по–немецки, по–русски и по–английски: обе девушки знали немного немецкий, Мери Гарден — несколько слов по–русски, а Ольга несколько слов по–английски, и понять друг друга они в конце концов могли. т — А почему же у нас, в Штатах, на каждом перекрестке кричат, что Советский Союз хочет завоевать Америку?

— Нападая на нас, Гитлер тоже кричал, что Германии угрожает Советский Союз. Тот, кто хочет напасть, всегда морочит народ такими разговорами, иначе никакая война невозможна.

— Да, это правда, — Мери задумалась. — Вы где учитесь? — спросила она немного погодя.

— В институте.

— Ваши родители — состоятельные люди?

— У меня нет родителей.

— На какие же деньги вы учитесь?

— Мне платят стипендию.

— Кто?

— Государство.

— А после окончания института вам дадут работу?

— Конечно!

— Знаете, это невероятно — то, что вы рассказываете.

— Почему невероятно? Если бы в нашей стране было втрое больше населения, то и тогда для всех нашлась бы работа. Мы строим коммунизм. Это огромный труд, и единственное наше желание — чтобы нам не мешали.

— А когда вы построите коммунизм, то уже обязательно нападете на Америку?

— Когда мы построим коммунизм, то станем очень сильными и тогда уж наверняка никому не позволим воевать. Ведь мы с вами вот можем жить мирно?

— Конечно.

— Почему же не могут жить в мире наши страны? Мы не вмешиваемся в дела Америки, не вмешивайтесь и вы в наши.

— А я была уверена, что вы хотите воевать.

— Это означает только, что американский народ ловко обманывают.

— Кто?

— Те, кому война выгодна, кто на ней богатеет.

— Может быть, и так.

Мери снова надолго задумалась.

— Шиллинг запретил нам знакомиться с советскими спортсменами. Смотрите, он уже поглядывает на нас. Надо идти, а то будет беда. Я очень рада знакомству с вами и нашему разговору. Желаю вам успехов!

— Вам тоже! — ответила Ольга.

Мери встала, высокая, угловатая, приветливо взглянула на Ольгу и ушла с трибуны — скоро финальный забег на сто метров, пора готовиться. Коршунова проводила ее взглядом, тоже пошла в раздевалку — через полчаса ей выступать. Удастся ли сегодня перейти наконец этот заветный рубеж, бросить диск за рекордный флажок?

Волошина уже ждала ее в раздевалке. Она волновалась, наверное, не меньше, чем сама Ольга. Новый ми-ровой рекорд Коршуновой стал теперь делом чести для актрисы. Она готовила свою подругу к этому дню. Пусть над стадионом зазвучит Гимн Советского Союза, в этом счастье и победа Ольги Волошиной.

Трибуны стадиона уже были заполнены зрителями. Сегодня должны состояться первые финалы, выявиться первые победители, и соревнования привлекли такую массу народа, что толпа стояла даже снаружи, у входа на стадион.

Ольга вышла на поле, размялась, все время чувствуя на себе внимательный взгляд Волошиной.

«Странно, почему я совсем не волнуюсь? Наверное, потому, что со мной Ольга Борисовна».

Судьи уже вызывали участниц соревнования по метанию диска на поле.

— Ну, Оля, будь молодцом! — Волошина крепко сжала ей руку. — Иди!

Девушка пошла, все еще ощущая крепкое, энергичное пожатие своей подруги. Это ощущение не исчезло даже тогда, когда судья назвал ее номер и на ладонь лег тяжелый диск. Ольга взглянула в ту сторону, где стояла Волошина, и вступила в круг.

Ольга Борисовна так крепко сжала кулаки, что ногти вонзились в ладонь.

А Коршунова поглядела в поле, на далекий красный флажок, терявшийся в его просторе, и, вложив всю силу своего молодого крепкого тела в один стремительный порыв, послала блестящий диск в ясное небо.

Уже по взмаху ее руки Волошина поняла, что результат будет выдающийся — таким гармоничным и отточенным было каждое движение спортсменки. Диск плавно взлетел вверх, на мгновение словно повис в воздухе, потом линия его полета прогнулась, он пошел вниз, ударился о верхушку колышка, на котором держался флажок, сбил его и врезался в землю на несколько сантиметров дальше.

Рекорда Ольги Волошиной больше не существовало. Она коротко вздохнула и отвернулась. Онемевшие руки разжались. Противоречивые чувства охватили ее: глубокое удовлетворение своей работой и жгучее желание вернуть себе рекорд. Она может это сделать — и сделает!