Вадим Собко - Стадион

Стадион разразился такими бурными, такими восторженными рукоплесканиями, что, даже не глядя, куда упал диск, Волошина поняла: установлен новый рекорд.

В последнее время она все чаще вспоминала о том, что ей уже тридцать семь лет, и радостно было лишний раз убедиться, что не ушла еще ее молодость, ее сила. Она подумала о том, как обрадуется Толя, ее сын, когда узнает из газет о новом рекорде, и улыбнулась. Он так гордится своей матерью, этот будущий моряк! И каждый раз, устанавливая новый рекорд, она вспоминала прежде всего о нем, и всегда в такую минуту ей особенно остро хотелось сейчас же, немедленно увидеть его родное, совсем еще детское лицо, услышать молодой, еще ломкий и неуверенный басок.

— Ну, теперь–то мы можем ехать? — обратилась Эрика к Майеру.

— Ты меня извини, — торопливо сказал он, — я сейчас вернусь. Подожди меня тут.

Он быстро встал и, пробираясь через ряды, направился к раздевалке. Эрика проводила его удивленным взглядом.

— Разрешите сесть? — раздался вдруг голос рядом с нею.

— Место занято, — ответила Эрика и подняла глаза.

Перед нею стоял юноша в коричневом тренировоч–ном костюме. Веселые темные глаза его пристально смотрели на девушку. Мокрые волосы — он, видимо, только что принимал душ — блестели, так тщательно их пригладили щеткой. Юноша говорил по–немецки с едва заметным акцентом, и Эрика безошибочно угадала в нем венгра.

— Разрешите присесть, — настаивал юноша, — когда вернется ваш спутник, я сразу уступлю ему место.

— Вы всегда так охотно уступаете свое место? — сказала вдруг Эрика, сама удивляясь появившемуся у нее задору, и совсем уже неожиданно для себя добавила: — Садитесь.

— Спасибо, — сказал молодой венгр, садясь, — отсюда прекрасно видно. Давайте познакомимся — вас я знаю, а меня зовут Тибор Сабо. Откровенно говоря, я не думал вас тут встретить.

— Почему? Надо изучать возможных противников, — повторяя слова Майера, ответила Эрика.

— Вот как! Это, конечно, правильно. — Тибор добродушно расхохотался, и Эрика почувствовала, что он ей нравится и вместе с тем почему–то раздражает ее.

— Скажите, — продолжал Тибор, — вы, наверное, очень любите спорт?

— Нет, — вырвалось у Эрики так искренне, что Тибор сперва растерялся. Он хотел было что–то спросить, но девушка опередила его. — Нет, нет, я шучу, — поспешно сказала она, словно оправдываясь. — Конечно, я очень люблю спорт. Как же иначе! Смотрите, смотрите, старт на полторы тысячи!

Тибор понял, что ей хочется переменить тему разговора, и замолчал. Эта девушка привлекала его, как никто еще, — вот ведь как странно, иногда и не поймешь, почему человек тебе так нравится. «Однако, — подумал он, — пожалуй, лучше уйти — видимо, моя собеседница чем–то огорчена или взволнована». Он поднялся.

— Куда же вы? Посидите, — остановила его Эрика и засмеялась. — Только познакомились — и вы уже уходите!

— Я, видите ли, страшно боюсь вашего спутника, — тоже рассмеялся Тибор.

-— Можете не бояться, — равнодушно заметила Эрика.

Эрвин Майер в это время подходил к задней стороне трибун, где собралась большая группа спортсменов. То и дело слышалось имя Волошиной, и сама она, сияющая от радостного возбуждения, вовсе не спешила скрыться в раздевалке.

Ольга Коршунова стояла поодаль: к ней–то и направился Эрвин Майер.

— Разрешите представиться, — сказал он, ласково улыбаясь, — я немецкий журналист Эрвин Майер, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, — ответила Ольга, внимательно глядя на Майера. У нее была привычка во время разговора пристально смотреть в лицо собеседника.

— Чем вы еще занимаетесь, кроме спорта?

— Учусь в институте в Москве.

— Давно?

— Я уже на третьем курсе.

— Вы получаете стипендию?

— Да.

— И большую?

— Триста пятьдесят рублей.

— Немного.

— Мне хватает.

Ольга отвечала коротко, почти резко. Этот красивый, любезный человек был ей неприятен, а почему— она и сама не знала.

— Еще один вопрос, — совсем сладко улыбнулся Майер. — Когда вы рассчитываете установить мировой рекорд?

— Этого я еще не знаю.

— Но надеетесь?

— Да.

— Очень вам благодарен. — И Майер, довольно усмехаясь, отошел от Коршуновой.

Она проводила его пристальным взглядом серо–синих глаз, потом взглянула в сторону Волошиной, к которой подходила Софья Карташ, один из тренеров советской команды.

— Смотрите–ка, нашей Олей уже журналисты интересуются, — с усмешкой сказала она, обращаясь к Волошиной. — Они хорошо знают, где пахнет жареным, журналисты.

Ольга Борисовна вздрогнула. Она ясно поняла смысл этих слов.

— Между прочим, жареным еще не пахнет, — отрезала она.

Разговор прервался — к ним подошла Нина Сокол в сопровождении венгерской спортсменки Илоны Сабо.

— Уже подружились? — весело окликнула их Волошина.

— Да, мы очень хорошо подружились, — коверкая русские слова, ответила Илона и расхохоталась, но вдруг оборвала смех. — Нина' смотри, — шепнула она.

Мимо проходили Эрика Штальберг и Эрвин Майер.

— Знаешь, кто это?

— Нет, а кто?

— Чемпионка Западной Германии Эрика Штальберг. Если у тебя есть на свете соперница, так это она.

Нина с интересом оглядела Эрику. Глаза их на секунду встретились, затем Эрика отвернулась и прошла дальше, легонько касаясь рукой локтя Майера.

— Вот она какая, — сказала Нина. — Ну что ж, очень приятно. Познакомились.

Тон ее был холоден и спокоен. Быть может, впервые в жизни в голосе ее прозвучала самоуверенность. Волошина почувствовала это и засмеялась.

— Поздравляю вас, Нина.

— Ох, простите, Ольга Борисовна, я и забыла поздравить вас с рекордом!

Они обнялись. Подошел Тибор, брат Илоны, постоял, глядя в сторону ворот, где мелькнули и скрылись в толпе широкие плечи Майера, и двинулся дальше.

— Познакомьтесь, это мой брат, — схватила его за рукав Илона. — Тибор, куда же ты? Ведь я тебя знакомлю!

— Простите, — сказал Тибор, пожимая руки всем по очереди и стараясь издали увидеть голубое платье Эрики Штальберг.

Затуманенное легкими, как дым, прозрачными облаками, над городом плыло горячее солнце. Оно уже прошло зенит и спускалось все ниже и ниже к горизонту, но зной не спадал. Не только мартеновские и доменные печи, но и раскаленные степи Донбасса дышали сухим жаром. Ветер налетал на город, вздымая пыль на залитых асфальтом улицах, кружил клубы дыма над заводскими трубами и опять исчезал где–то в степи. Стояли последние дни жаркого лета. Август подходил к концу. Скоро в Донбасс придет осень, и ветер будет гнать из степей колючие снежинки и тяжелые темные тучи.

Ирина Гонта горячо любила свой родной город. Она любила его и в такие жаркие, суховейные дни, и в то время, когда серая зимняя мгла надолго повисала над высокими зданиями, а больше всего — весною, когда с далекого Азовского моря веет теплый, влажный, тревожный ветер и распускаются почки на невысоких кленах и каштанах улицы Артема. В этом городе Ирина провела всю свою жизнь, и вот теперь приходится надолго прощаться с ним. Сегодня Ирина последний день проведет дома, в последний раз зайдет в школу, на стадион, в последний раз повидается с подругами. Завтра — в дорогу, а впереди далекий, еще никогда не виданный ею Киев, новые знакомые и друзья, университет.