Михаил Глинка - Повести

Качают, сосут нефть отовсюду, откуда она хоть слегка может сочиться. Нынче норовят дырявить шельф — еще, мол, неизвестно, какие в будущем будут приняты международные законы относительно добычи нефти в открытых морях, а пока они не приняты, давай, ребята, сверли дно. Ничье… Рви, пока есть возможность. На море ощущается приближение завершающей стадии нефтяной лихорадки. Я на судне четвертые сутки, однако мне уже глубоко привычен силуэт танкера. Они идут нам навстречу — черные, красные, оранжевые, зеленые. Всех цветов, всех размеров, под всеми флагами. Кроме флагов государственных многие суда несут еще вымпелы своих компаний. Обилие этих вымпелов-флагов необыкновенно, вид внушительный, а права кажутся несомненными.

А сколько танкеров и супертанкеров стоит повсюду на приколе (нет спроса на перевозку нефти), какими давящими кажутся их вылезшие из воды страшной ширины носы и какие густые джунгли нефтяной арматуры окружают, сопровождают, преследуют грузовые побережья Европы и Америки! Как-то это особенно выпирает именно в месяцы депрессии. Когда видишь заросли трубопроводов, стадные скопления серебристых башен, шаров, кубов, призм (промышленная эстетика), спрашиваешь себя: а сто лет назад, когда добыча нефти исчислялась практически какими-нибудь сотнями ведер, или в капиталистически бездумных тридцатых, когда уже было выяснено, что нефтяные пожары библейских масштабов можно тушить точно нормированными центнерами тринитротолуола, многим ли приходило в голову, что нефти едва хватит даже на один двадцатый век? И вообще — как это именно для нашего времени показательно, что энергетический баланс с такой неуклонностью нацелился уже не на подсчет добытого в недрах, а на то, сколько добыть остается до того, как наступит полная бензиновая тишина и все нефтеоборудование превратится в обременительный для его владельцев металлохлам? Природа сурово грозит нам пальцем, заканчивая выдачу самого ходового из своих продуктов, замену которому наука и техника все последние годы панически, но пока безрезультатно, ищут. Природа грозит пальцем: смотрите, учитесь, делайте выводы. Без бензина небось не умрете, к тому же еще достаточно угля, газа, урана. Но ведь нам сначала казалось, что и запасы нефти безграничны. Каким причудливым образом наш комфорт пришел в зависимость от инфузорий, живших за миллионы лет до нас, как странно и поучительно видеть связь между жизнью доисторических морей, плескавшихся на месте нынешнего Кавказа, Тюмени и Уфы, и, скажем, возможностью вызвать по телефону работающее на бензине такси, чтобы уехать из поздних гостей! Можно, конечно, на эту тему посмеяться, но кто отцы и кто дети? Кто жил раньше и кто о ком заботился?

Мы подходим к Па-де-Кале и ждем появления берегов.

Слева Дюнкерк, справа Кентербери.

Первым появляется английский берег. Он и должен был появиться первым, поскольку, мне кажется, Кентербери имеет неоспоримое право на упоминание его раньше Дюнкерка. Тень этого маленького английского города скользит всюду, где хоть полстраницы уделено английской старине, традициям, истории. Кентербери — само название города, которого я так и не увидел, подействовало на меня, как действует, вероятно, магнит на железный гвоздь. Признаюсь, я люблю историю и оттого все смотрел на показавшуюся справа землю, но берег был еле виден.

Несколько лет назад я собирался в туристскую поездку на Британские острова. Перед поездкой я разглядывал карту и разыскивал сведения о предполагаемых пунктах маршрута. Был среди этих пунктов и Кентербери. Поездка состоялась, однако в обещанный Кентербери мы не попали. Может быть, именно поэтому места, где я был, оставили в памяти меньшую зарубку, чем название этого городка. Остальные пункты ответили на те вопросы, что я им ставил, вопросы к Кентербери остались без ответа. Помню, я как-то читал о кентском короле Этельберте и его королеве Берте, и меня удивило то, что этим довольно заурядным правителям, отстоявшим от легендарного короля Артура на какие-то несколько десятилетий, удалось воткнуть свои имена и поступки в английскую историческую хронологию, в то время как главному герою английского эпоса — королю Артуру, который наворотил со своими рыцарями пирамиду подвигов, не удалось зацепиться за хронологию даже мизинцем. «Плавает» король Артур, нет ему точного места, и даже сам факт существования короля Артура как бы под сомнением: то ли был, то ли нет. Вернее всего, впрочем, что был, раз столько о нем говорят. И тут же добавляют — фигура собирательная.

Что же случилось? Почему так вышло? Может быть, причина в том, что королева Берта первой построила церковь? Маленькую, но вполне конкретную церковь. Дело не в том, что церковь, а в том, что построила, и в том, что первая. Другие, вроде короля Артура, все воевали да гонялись друг за другом по лесам, а работяги королевы Берты под ее присмотром клали не спеша камешек на камешек, и вот теперь английская история не обходится без королевы Берты.

У нас, надо сказать, так выходит, например, с великим князем Киевским Владимиром, который крестил Русь. Образ Владимира раздвоился — одна его часть, застольная, молодцеватая, как бы приключенческая, в ипостаси Владимира Красно Солнышко, как и застольный образ короля Артура, отплыла в область легенд и былин. Назовите даты жизни Ильи Муромца? Все, естественно, смеются. Должность при великокняжеском дворе Поповича? Оживление в зале. А вот относительно другой деловой ипостаси Владимира Киевского, сына Святослава Игоревича и ключницы княгини Ольги, Малуши, никакого сомнения нет. Этот Владимир по лесам со своими богатырями не гонялся. Соловья-разбойника не выискивал, а занимался строительством, и в рабочее время сам не пил и другим не давал. За это и стал памятен Киеву. А так как он еще к тому же один из первых понял, что прежней языческой вере наступил моральный износ, государство без перспектив долго не продержится, перспектива же дается только одним — духовной жизнью, то он и загнал киевлян по ключицы в Днепр, после чего они поняли, что он может загнать их и глубже, а значит, надо, хочешь не хочешь, тут же в воде признать некоторые вещи, которые не обязательно было признавать раньше. А признав, получили в обращение свод правил и обычаев, на то время несомненно прогрессивных.

Расплывчатый же образ былинного гуляки Владимира Красно Солнышко отделился от Владимира-деятеля, как дым, и в позднейшие века добавлял к своему первоначальному виду все новые и новые черты из последующей московской поры застолий, охот и богатырских поединков. Но эта сторона, как выясняется, историю саму по себе не составляет, хотя и придается к ней, как к билету на спектакль Товстоногова вам всегда влепят в нагрузку еще какие-то ложи и бенуары на полную лабуду.