Вадим Чернов - Королевский краб

Костя написал письмо обстоятельное, подробное. Над ним он трудился вечерами дней десять. Излив свою нежность, он перешел к делу. Он писал, что у него отличная работа, пожалуй, не тяжелее, чем в поле, но не такая пыльная: «Все время на свежем океанском воздухе» — эти слова Костя написал несколько раз, стараясь ими подчеркнуть необычность, прелесть своей работы. Далее он сообщал, что качку переносит хорошо: на плавбазе, которая «такая огромная, как Дворец спорта в Минске», даже сильный шторм он просто не замечает. На боте, правда, другое дело, на боте будто на качелях.

Описывая свой коллектив, Костя особенное внимание уделил старшине Карповичу и его помощнику Сереге. Карпович поразил его душу своим ненаигранным спокойствием и справедливостью, а Серега — ученостью. Костя уверял жену, что Серега способен находить путь в море по звездам и по солнцу. С такими начальниками не страшно рыбачить. Единственно, кто из экипажа «семерки» не понравился Косте, это моторист Василий Иванович. Он охарактеризовал его несколькими словами: «…слабый человек. В море сухой закон, так он пьет одеколон».

В конце письма Костя дал Кате обстоятельные указания по хозяйству, главным из которых было — заколоть осенью кабанчика и купить «обормотам-сынам» зимнюю одежду, потому что неизвестно, сможет ли он осенью прислать деньги. После крабовой путины, на которой он, конечно, заработает, он решил остаться на сайровую путину, затем на селедку. Но сайра была делом не совсем верным, «на сайре бабы хорошо зарабатывают, а мужики — не очень», Вот почему хозяйственный Костя упирал на кабанчика, мясо которого следовало продать на базаре в райцентре, а сало оставить себе.

Волновало Костю там, в безмерной дали от дома, и качество забоя кабанчика. Он считал, что Катя должна пригласить колоть кабанчика дядю Митьку, а смолить должен дед Адам, и не с помощью паяльной лампы, а в соломе, чтобы сало получилось сочным, розовым и с мягкой душистой шкурой. Катя, прочитав это, тут же на будущее пригласила деда Адама, стала оговаривать с ним условия оплаты. Но старика оплата совсем не волновала, его чрезвычайно тронуло, что моряк Костя помнит его искусство опаливать кабанов.

— Милая, да мы можем хоть завтра, без всякого, — заговорил дед Адам, всплескивая руками и вскакивая с табуретки, но Катя перебила его, сказав, что дело у нее не спешное, еще успеется, а сейчас ей хотелось бы обсудить с Адамом, как с работником почты, возможность отослать Косте посылку. Катя начала перечислять, что ей хотелось бы послать из домашней еды, и получалась посылка весом в верный пуд. Дед Адам, более искушенный, чем она, остудил ее пыл, сказав, что посылки на Восток — дело дорогое и, по его мнению, если посылать, то посылать надо не авиапочтой, а медленной железной дорогой. Так дешевле, хотя посылка будет идти долго. И значит, положить в посылку следует то, что не испортится за месяц и за два.

Катя нисколько не сомневалась в правоте деда. Обо всем договорившись, она проводила почтальона до калитки и, вернувшись, снова начала перечитывать письмо мужа.

Валерий Иванович наблюдал за началом шторма с чувством непонятной тревоги. Он видел, как пепельной стала вода и как все тусклее и тусклее светило солнце, а затем и вовсе исчезло в низких, загустевших тучах, в туманной мгле. Потом подул порывистый, но несильный ветер. По морю пошли волны, и плавбаза, давая ощутимый крен то на один борт, то на другой, закачалась нехотя, неторопливо. Вдали показались мачты приближающихся к базе траулеров. Капитан велел им подойти на всякий случай ближе.

Уже три бота повесили на мотобалки, два других разгружались. Один сдавал улов крабов, другой — сети. Еще три были на подходе. Команды с мостика раздавались каждые несколько минут:

— «Тройка» у борта!

— На подходе «азик»!

— Поднять «двойку» — правый борт, четвертые мотобалки!

— «Одиннадцатый» — левый борт, пятые мотобалки!

— На верхней палубе, шевелитесь, шевелитесь! Быстрее обрабатывайте мотоботы!

Завлов время от времени подходил к рации и пытался связаться с «семеркой», потому что он не знал, слышали ли там приказ или нет? Но сейчас уже это не имело значения, признаки надвигающегося шторма были налицо. Увидел же их, наверное, Карпович и пошел к базе?! Оставалось просто ждать «семерку», как они все на мостике ждут три других бота. Однако связь с «семеркой» надо наладить, чтобы быть в курсе событий, подбадривать экипаж, в котором мало бывалых моряков.

— Ну, что Карпович? — спросил Илья Ефремович, подходя неслышным шагом к завлову.

— Молчит пока.

— Не дело. Вот что, свяжитесь с «Абашей». Пусть они идут навстречу «семерке». Пусть сопровождают ее.

— Ладно, — сказал завлов. — А вы оказались правы, Илья Ефремович. Вовремя мы все начали!

Валерий Иванович искренне восхищался предусмотрительностью капитана. Ведь не ошибся он, в самое яблочко, ни минутой раньше, ни минутой позже, отдал капитан приказ.

— А как вы узнали? — спросил завлов. — Ведь синоптики позже обещали шторм? И вторая радиограмма пришла позже?

— Сорока на хвосте принесла, — хмуро сказал капитан. Его беспокоило молчание «семерки».

Потом капитан подошел к телефону и позвонил помполиту:

— Иван Иванович, пожалуйста, поднимитесь на мостик!

Говорил он резко, четко выделяя каждое слово. В его фигуре исчезла апатичная медлительность, вялость, во взгляде серых глаз появился блеск непреклонной воли, решительность. Шагал по мостику крупно, тяжело и напряженно думал. Вот сейчас придет Иван Иванович, человек штатский, до этого бывший секретарем райкома партии, и скажет ему капитан: «Комиссар, одна голова хорошо, а две — лучше. Обстановка сложилась такая: «семерку» захватит шторм, они не успеют, слишком далеко от нас. Идти им навстречу нельзя, на подходе три мотобота. Выход один — ждать!» — «Ох, как это неприятно — ждать и догонять, — ответит Иван Иванович. — Ты послал бы траулер навстречу!» — «Послал. Если что, по крайней мере людей спасут. Иван, мы сделаем все возможное, но вот что плохо — жена Карповича после того, как Евгений чуть не утонул во время прилива, стала очень мнительной. С нею будет плохо, когда она увидит, что начался шторм, а «семерка» задерживается. Иван, она не должна быть одна в те минуты. Иди и поговори с подругами Насти, но без паники. Ты меня понял?»

И вот поднялся на мостик помполит, стройный, элегантный, как всегда в отлично выглаженном костюме, в белейшей рубашке и при галстуке. Это был очень опрятный и чистоплотный человек. Всегда он был таким, и многие женщины ставили его в пример своим мужьям.

— Ну, Иван, — сказал ему капитан и сказал совсем не то, что думал, — я отдал приказ возвращаться ботам на полчаса позже, чем надо было бы. Как видно, я старею!