Александр Листовский - Калёные тропы

Лодку с молча сидевшими в ней бойцами вынесло на середину реки. Дундич уверенно направлял ее к противоположному берегу. Зябко поеживаясь от налетавшего порывами холодного ветра, он с удовольствием думал о том, что ему сегодня удалось раздобыться у снабженцев четверткой настоящего чая, до которого он был большой охотник, и о том, как он после боя всласть напьется этого чаю и угостит Зорича и товарищей.

Дундич прислушался.

Но вокруг все было тихо. Слышались только всплески воды. Прошелестев в камышах, лодка мягко ткнулась в песок.

Дундич подал знак. На берег метнулись неясные тени. Несколько человек, скользя на локтях и коленях, принялись карабкаться на крутой глинистый берег.

Наверху ветер рвал и шумел. Бились и метались ветки кустарника. Сквозь быстро бегущие тучи изредка поблескивал месяц. Небо на востоке начинало светлеть.

Прикрывшись от дождя пустыми мешками, в мокром окопчике сидели солдаты.

— Известное дело, если б не этот чорт в красных штанах, то нипочем бы им не взять бронепоезда, — говорил глухой злобный голос. — Я сам видел, как он рельсу рвал.

— А наши чего смотрели? — спросил другой голос.

— Что наши! Кроют по нем почем зря, а ему как с гуся вода. Подложил шашку, поджег папироской — и был таков.

— А верно сказывали — генерал сулил за его голову тысячу рублей?

— Тыщу! Пять тысяч!

— Ого! Вот бы тебе, Ковалев, огрести.

— И огребу, я его вот как приметил. Ночью узнаю. Жизни решусь, а уж с своих рук не выпущу.

— Брось хвастать!

— Чего хвастать! Я не хвастаю. А ты разве забыл, как я прошлый год их ротного приволок?

— Ну, то ротного, а то буденновцы. Они в плен не сдаются.

— Давай на что хочешь поспорим, что приведу! — с азартом сказал Ковалев.

— Тише, ребята! — шикнул старший.

Он привстал и прислушался. Солдаты, смолкнув, подняли головы.

В эту минуту из тьмы протянулась рука с гранатой, и молодой голос властно и грозно сказал:

— Только пикни, такие-сякие! Замри и нэ двигайся!

Ковалев безумными от ужаса глазами скользнул вправо и влево. Над срезом окопчика выставились силуэты людей. В руках у них чернели гранаты. Потом из тьмы надвинулось лицо с горбатым облупленным носом, и человек, шурша осыпавшейся землей, спрыгнул в окопчик. Поведя головой, он молча посмотрел на притихших солдат (Ковалеву показалось, что у него, как у чорта, зеленоватым блеском горели глаза) и так же молча, принимая винтовки из податливых рук, стал по-хозяйски передавать их наверх товарищам.

— Разрешите начинать, товарищ комкор? — спросил Апанасенко.

Семен Михайлович посмотрел на часы. Было ровно без пяти минут шесть.

— А у тебя все готово? — спросил он.

— Все. Ожидаем сигнала.

— Ну, так подождем еще пять минут. Я привык выполнять обещания.

Апанасенко недоуменно взглянул на него.

— А ты разве забыл? — спросил Бахтуров.

— Ах, да! — Апанасенко усмехнулся. — А мне и ни к чему, что сегодня двадцать четвертое, — сказал он, улыбаясь.

Мимо них в полумгле проходила назначенная в резерв третья бригада. Всадники спускались по пологому склону и исчезали в тумане.

— Ну, давай начинай! — сказал Буденный, взглянув на часы.

Апанасенко присел на корточки к телефону, взял трубку и подал команду.

Прожигая рассветную муть, вспыхнуло пламя. Громовым залпом ударили пушки. Задрожала земля. Все вокруг осветилось. Через мост, винтовки наперевес, бросилась вторая бригада. По всему берегу, прикрывая ливнем огня наступавших, застрекотали пулеметы. От станции Усмань ударили бронепоезда.

Буденный легким движением вскочил в седло. Буланый жеребец с пышным черным хвостом переступил с ноги на ногу, выгнул шею, всхрапнул и, высоко вскидывая ногу, забил землю копытом…

Вдали послышались долгие перекатывающиеся крики.

Семен Михайлович в сопровождении штаба шагом переехал мост и, свернув вправо, тронул рысью в сторону Воронежа.

Теперь не только против восточной окраины города, но и выше по реке в светлеющем небе мерцали зарницы. Оттуда доносились редкие звуки пушечных выстрелов. Там переправлялся Городовиков с 4-й дивизией. Только что артиллерийским огнем была рассеяна застава белых, и река кишела людьми и лошадьми.

Через наспех исправленный мост шагом переезжала батарея. На берегу в ожидании переправы табором скопились пулеметные тачанки. Мост скрипел, пошатывался, погружаясь под тяжестью орудий в темную, стремительно бежавшую воду. Лошади приседали на задние ноги и, пугливо всхрапывая, жались к середине. Ниже моста через броды гуськом, один за другим, переправлялась бригада Тимошенко. Мутная ледяная вода, кружась и всплескивая, неслась поверх седел, сбивая всадников с брода. То один, то другой погружался по плечи и, ухнув, торопливо плыл вслед товарищу.

Начинало светать. Ока Иванович стоял на берегу и, распоряжаясь переправой, то и дело поглядывал вдаль, где за рекой, на обсаженном тополями задонском шляхе, переезжали с места на место какие-то всадники. Один из них, выехав на бугор и подняв согнутые в локтях руки, смотрел в бинокль. Правее него, у небольшой рощицы, внезапно возник тугой белый дымок, потом с некоторым промежутком раздался глухой короткий удар. В сыром утреннем воздухе послышались приближающиеся шелестящие звуки. Подняв огромный столб ржавой воды, снаряд ударил в реку подле моста. Упряжка крайней тачанки взвилась на дыбы и, метнувшись, ринулась в воду. Послышались крики тонущих ездовых. Лошади закружились, поплыли. Тачанку, занося в сторону, понесло на середину реки. Вслед за первым орудийным выстрелом послышались другие. По реке запрыгали лохматые смерчи воды.

Подошедшая в эту минуту к переправе первая бригада, не ожидая команды, бросилась вплавь через реку. Первым с ходу кинулся 19-й полк. Вода вспенилась, закипела. Послышались фырканье и тяжелый храп лошадей.

Ока Иванович, махая рукой, кричал что-то на тот берег командиру батареи, но за шумом стрельбы голоса не было слышно. Видимо, командир батареи понял, что от него требуют: артиллеристы-разведчики вскочили в седла и карьером умчались вперед. Вслед им поорудийно двинулась батарея. Широкогрудые, сильные, как львы, огромные рыжие лошади, выбрасывая лохматые снизу мощные ноги, тронули рысью.

Ездовые гикнули, взмахнули плетьми, и батарея с железным грохотом поскакала галопом, поднимаясь по пологому берегу и свертывая на задонский шлях.

Спустя некоторое время оттуда послышался один, другой выстрел, и батарея начала бить беглым огнем.

Митька Лопатин одним из первых в своем эскадроне кинулся в воду. Соскользнув с седла и крепко держась за гриву, он поплыл рядом с Харламовым к видневшейся впереди песчаной косе. Ледяная вода обожгла. У него захватило дыхание. Стиснув зубы, он подавил готовый вырваться крик. Казалось, сердце, не выдержав напряжения, лопнет. Тело, замерзая, одеревянело в суставах. Пытаясь согреться, он подгребал свободной рукой и двигал ногами, но, ставшие пудовыми, сапоги стесняли движения.