Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Нет, нет, «этого» — и в который уже раз! — она прощать больше не может.

Феня шла, зло, каменно стиснув зубы, вглядываясь в ловкую, крепкой посадки фигуру Михаила, точно и прямо печатающего на хрусткой корочке льда свои шаги. И ей хотелось плакать.

Цагеридзе проводил Баженова до порога кабинета. Потом кликнул Лиду, передал ей от руки написанную радиограмму в трест с просьбой послать на Покукуй самолет за консультантом ЦНИИ. Радиограмма заканчивалась коротким сообщением, что ледоход никакого ущерба замороженному лесу не причинил.

Лида мельком заглянула в листок бумаги, сочувственно кивнула головой, и крупные серьги перекатились у нее по щекам.

— Николай Григорьевич, ой!.. — сказала она и прижала бумажку к груди. Я сейчас же ее напечатаю!

— Не надо сейчас, Лидочка, — сказал Цагеридзе. — Сейчас вы лучше отнесите ее на рацию. Сами. Перепечатаете когда-нибудь после. Если это так обязательно.

Девушка убежала, а Цагеридзе вернулся от двери и зашагал из угла в угол.

Василий Петрович… Василий Петрович…

Ах, как он, Цагеридзе, был все-таки к нему несправедлив!

Теперь во всем этом, пожалуй, и не разберешься. Да ему, Цагеридзе, и не нужно разбираться. Это, наверно, сделает товарищ Баженов, консультант ЦНИИ, если захочет.

Да, если захочет из геройства людей создать уголовное дело…

Он сейчас сидит в комнате у себя, строчит документ о ходе работ по спасению леса и о результатах этих работ. Документ, который должен будет скрепить своей подписью и начальник рейда, свидетельствуя, что все в бумаге изложено правильно.

Баженов сказал: «Это будет лишь материал. Но в то же время и официальная основа для последующих выводов. Научных прежде всего».

Кто может помешать ему на одной и той же «официальной основе» сделать выводы научные и не научные? Он намекнул уже: за производственный травматизм в уголовном порядке отвечают руководители предприятия. Хорошо, пусть отвечают. Николай Цагеридзе готов ответить. Готов ответить по самой суровой мере потому, что он не понимал человека. Мария говорила, Косованов говорил, а он, Цагеридзе, был глух к их словам — он всей, какая только быть могла, силой ненависти отвергал Василия Петровича. Вот за это и готов он ответить!

Стиснув ладонями виски, Цагеридзе метался по кабинету. Человек контужен при падении с высоты, сломал руку, человек лежит в страшных мучениях. Помочь ему смогут только в покукуйской больнице, а Покукуй за рекой, и Читаут сверху еще гонит и гонит частые льдины. Саша Перевалов сказал, что моторная лодка у него в порядке, часа через два можно будет рискнуть — поплыть даже до самого Покукуя. Это и быстрее, чем по суше на лошади, и покойнее для больного. Цагеридзе сказал ему: «Хватит рисков!» Перевалов засмеялся: «Так, Николай Григорьевич, за гусями же и совсем по густому льду мы плаваем! А тут человеку надо руку спасти, сохранить. Каждый час дорог. Доплыву!» Пусть рискует.

Каким постоянным сделалось это слово…

Василий Петрович… Василий Петрович…

Теперь все ясно, все его «кросворты» с самого начала. Он сам не собирался рисковать — «крест в скале я себе ставить не стану». Оградив себя второй резолюцией, начальника он поощрял на риск. Может быть, вспоминалась ему своя молодость и хотелось ее повторить в другом человеке? А в конце всего дела, когда нависла грозная опасность над рейдом и решали минуты, все же и сам «рыскнул». Старый боевой конь заслышал походную трубу…

Нет, не совсем так… Косованов, оказывается, знал, что Василий Петрович и раньше уже готов был поиграть со смертью, готов был взорвать динамит под гребнем затора, если затор образуется. Василий Петрович реку понимает не хуже любых лоцманов и метеорологов, он ее нутром чувствует. Косованов решительно запретил ему даже и думать о динамите. Но Василий Петрович все-таки думал. Потому он напоследок и чокнулся странно со всеми: «За мильён!», «Против черта!». Он предвидел, он считал неизбежным затор у косы, и он к этому приготовился…

Еще накануне оформил себе документ на получение взрывчатки со склада, и Цагеридзе, оказывается, сам его подписал, по привычке не читая бумаги, которые приносит на подпись главный бухгалтер.

Все теперь ахают: «Как же Иван Романыч? Как он допустил?» А что мог сделать лоцман, хотя и поставленный следить за протокой самим начальником рейда, когда второе «главное лицо» ему говорит: «Сымай пикеты и шагай с ними за Громотуху. Там нужнее. За какой холерой и какой дурак здесь тебе на протоку полезет? Сам посмотрю». Главный бухгалтер говорит — его слушаются. Правильно: он тоже начальство! Да и личный авторитет. Это он, Цагеридзе, всегда разговаривал с бухгалтером раздраженно, другие — любили его. Да-а, вот как обдуманно готовил свой «рыск» Василий Петрович! И оправдал его…

Еще говорят: «Зачем он девчонку с собой потащил?» Но Загорецкая видела: человек страшно торопится, ему тяжело, он держится одной рукой за поясницу, а ледяной вал неумолимо и грозно переползает уже через остров. «А на черта нам нерысковых?» — сказал когда-то Василию Петровичу командир партизанского фронта. Почему в тот горячий момент не могла мелькнуть и у Фени такая мысль? Как осудить девушку за все это?

И шагал, все шагал взад-вперед по кабинету…

Когда они — Цагеридзе, Косованов и Баженов — добрались с Громотухи до поселка и вошли в контору, Василий Петрович находился вот на этом диване, где так привычно всегда располагался в углу, загадывая свои «кросворты». Лицо бледное, осыпанное крупными каплями пота, а толстые губы — синеватые, словно он поел спелой черники. Кто-то ему уже распорол рукав пиджака сверху донизу, и на подлокотнике дивана лежало что-то ужасное, раздутое, в фиолетовых кровоподтеках. «Кость раскололась, перебила артерию. Гематома образовалась, — тихо объяснила медицинская сестра. — Мне не суметь… Отвезите скорей в Покукуй». И Перевалов побежал готовить моторную лодку. Феня стояла, корила себя: «И зачем я обратно впереди него побежала!»

Василий Петрович заметил Цагеридзе, попробовал засмеяться, но не вышло, только дернул нижней губой:

— Как, начальник, клад свой вытащил?.. Черт, видишь, тебя обошел. За меня зацепился. Не уволил я черта. Не поспел… Крестец, холера, шибко болел еще с ночи! А как? Так бы ушел я, расчет был точный… И рыск всего один… Да хрен теперь рассуждать — по второму разу скакать через лед не придется…

Заговорил Баженов:

— Вы молодец, Василий Петрович! И вообще все очень счастливо закончилось. Именно счастливо — и не иначе. Но как все же можно было пренебречь элементарнейшей техникой безопасности! Как я смогу все это объяснить…

Его перебил Василий Петрович. Редко и глухо дыша, сказал: