Павел Васильев - Турухтанные острова

Намочив из графина промокашку, Полуянов принялся протирать линолеум на верстаке. Нина Кондратьевна подошла, молча взяла у Полуянова мокрую промокашку и бросила ее в мусорный ящик.

— Что помогать?

— Монтировать умеете?.. Надо собрать одну схему. Только будьте предельно внимательны. Не пережгите выводы. У нас всего несколько таких элементов. Из опытной серии. — И, чтобы подчеркнуть, какая это ответственная работа, Полуянов добавил: — Каждая такая сороконожка стоит триста рублей.

Он не знал, сколько на самом деле стоит схема, и назвал цену с потолка. Этим он хотел подчеркнуть, насколько надо быть внимательной в работе.

Нина Кондратьевна приняла коробочку с «чибисами», близко поднесла ее к глазам, осмотрела, словно обнюхала. Включила паяльник. Полуянов следил за ней. Паяльник у нее был с утонченным жалом, заземленный, специально для пайки микросхем. И это несколько успокоило Полуянова.

Потыкав в канифоль жалом паяльника, Нина Кондратьевна пошевелила вилку. Попыталась ее вытащить. Но что-то заело. Сжав зубы, потянула изо всех сил. Вилка не поддавалась.

— У-у, подлая! — сунула под нее отвертку. Рванула, словно рычаг.

— Что вы делаете?! — успел крикнуть Полуянов.

«Крах!..» Из-под вилки, как при электросварке, брызнули искры. Но это не остановило Нину Кондратьевну. Она еще злее крутанула отвертку.

«Крах!» На этот раз сработала защита где-то на другом щите, вырубив всю сеть.

— Разве можно так! — Полуянов вытер вспотевший лоб.

— Знаешь, начальник, сиди и сопи в две дырочки! — Гражданка Волкова вырвала из розетки вилку с приварившейся к ней отверткой и швырнула на верстак.

«Н-да… Помощница! — Полуянов, кажется, теперь начал понимать, почему Нину Кондратьевну многие называли не по имени-отчеству или по фамилии, а именно «гражданка Волкова». — Недурное начало!..»

Как вести себя с Ниной Кондратьевной, Полуянов просто не представлял.

Будущего инженера в вузе учат, что надо делать, если не работает схема. Но вот как поступить в той или иной житейской ситуации, этому не учат. Да и невозможно все предусмотреть. Как быть в таком случае?

Нина Кондратьевна спала, когда после обеденного перерыва Полуянов вошел в комнату. Сидела за верстаком, положив голову на скрещенные на столешнице руки. Рот у нее был открыт. А изо рта торчали напиханные туда кем-то бумажки. Она не чувствовала. Ян покашлял, но Нина Кондратьевна не просыпалась. Звонок, извещавший об окончании обеденного перерыва, давно прозвенел. «Что же делать?» — думал Ян. Подвигал стул, захлопнул форточку. И только тогда гражданка Волкова проснулась.

— Тьфу!… Кто это сделал? — крикнула рассерженно. — Конечно, Митька Мазуров! Ну сейчас я убью его! Паразит такой! — Она выбежала из комнаты. Вернувшись, посмотрела на часы. — Что же вы деликатничаете! — сказала она Полуянову. — Здесь не богадельня. Порядок один для всех!

Детство и юность Нины Волковой прошли в Череповце. Она не помнила своих родителей. Воспитывалась в детском доме. Порою ей так хотелось найти мать, чтобы спросить ее: «Что же ты от меня отказалась?» И если не услышать объяснение, то хотя бы узнать те обстоятельства, которые к этому могли привести.

Окончив школу-восьмилетку, Нина училась в ПТУ, затем работала на Череповецком металлургическом комбинате, жила в общежитии, в одной комнате еще с тремя девушками. Но вскоре сообщила заводской администрации, что имеет дочь двух лет, представила соответствующие документы. Ей пообещали, что при первой же возможности дадут в общежитии на двоих с дочерью комнату, а пока, временно, разрешили жить дочери вместе с ней, тем более что Нинины соседки не возражали.

Девочка спала на Нининой кровати, для себя Нина поставила рядом раскладушку.

Как отнеслись окружающие, узнав, что Нина мать-одиночка?.. Да по-разному. Некоторые сделали соответствующие выводы. Как-то, когда Нина после вечерней смены возвращалась домой, один из парней, всегда толпящихся у дверей женского общежития, ущипнул Нину ниже талии, и она так зафитилила ему под глаз, что у парня слетела кепка. Позднее, рисуясь перед друзьями, он пытался свести все в шутку, говорил, что хотел проверить, что у нее в «энтом» месте. «Ну и как она?» — спрашивали приятели. «Мускулатура, как у ощипанной курицы».

Вскоре после этого Нина познакомилась с Женькой, который в их городе проходил действительную службу. Симпатичный, застенчивый парень, блондин-альбинос. Многие удивлялись, чего нашел он в Нине. Ножки тонкие, темные, словно Нина ходила в черных узорчатых чулках. Но не зря говорят: у любви свои законы. Через пару месяцев они поженились, хотя Женьке оставалось служить еще больше года. Он приходил к ней только по выходным дням, когда ему давали увольнительную, с семи до одиннадцати вечера. Так как в это время Нинины соседки всегда находились дома и тут же бегала Нинина дочка, которая поздно ложилась спать, то, как только появлялся Женька, они с Ниной уходили в дворницкую — комнатушку под лестницей, где в углу, за метлами и лопатами, стоял старый диван. И ничто им не мешало. Ни цокот каблуков над головой, ни бормотанье парней за дверью, которые спускались сюда покурить. Прежде парни курили в комнатушке. Но однажды дверь туда оказалась закрытой. И после того, как они долго и настойчиво стучали в нее, из комнатушки вышла Нина и грозно спросила: «Что надо?» — «А вы что, любовью там занимаетесь?» — «Нет, в шахматы играем!» И с той поры парни, усевшись на подоконник, предупреждающе говорили друг другу: «Тихо. В шахматы играют!..» — Когда, обрушившись со страшным грохотом, падали на пол метлы, и лопаты, парни дружно ржали: «Королевские гамбит! — Заботливо спрашивали через дверь: — Вас там не ушибло?»

До армии Женька жил вместе с матерью. И после демобилизации вернулся к ней с молодой женой и дочкой. Комната у матери была маленькая. Прописались, конечно, у нее. Их сразу же поставили на очередь. Но жить в таком скворечнике всем вместе было невозможно. Пришлось снимать комнату.

В армию Женька пошел сразу после школы, нигде не успев поработать, не получив никакой специальности, и теперь устраивался куда брали, часто переходил с места на место, подыскивая, где больше платят. Однако его зарплаты хватало только на еду. Все-таки — три человека. Да и на ребенка денег идет больше, чем на взрослого. Потому пришлось снимать комнату подешевле. Постепенно забирались все дальше и дальше от центра, от метро, не гнались за удобствами. А потом и вообще переехали за город, в поселок, не пользующийся большой популярностью у дачников. Здесь на лето снимали сарайчики одни пенсионеры. Им бы лесочек поближе, а вода, пляж — ни к чему.

Торопясь на электричку, Нина видела, как пенсионеры бродили по ельнику метрах в двухстах от платформы, ковыряли палочками во мху, и, как ни странно, что-то там находили. За лето умудрялись насолить ведерко грибов, намариновать две-три литровые банки. Зимой поселок пустел. В это время комнаты сдавались здесь почти задаром.