Елизар Мальцев - Войди в каждый дом

— Разрешите тогда? — полувопросительно и робко сказал председатель райисполкома Синев и, отставив в сторону стул, поднялся, распрямляя сутулую спину. — Прежде всего хотелось бы сказать добрые слова об Алексее Макаровиче Бахолдине, который отдал нашему району чуть ли не всю жизнь. Жизнь подвижника и настоящего коммуниста!..

— Верно!

— Непременно представить к награде!

— Редчайшей души человек — таких поискать. Константину показалось, что эти дружные выкрики были неприятны не только Коробину, болезненно изменившемуся в лице, но и Пробатову, который мог бы сам догадаться сказать эти слова о старом товарище и друге, а теперь должен был присоединиться к тому, что говорили о Бахолдине другие.

— Что же касается моего мнения о кандидатуре будущего секретаря, — Синев помял двумя пальцами на переносице розоватую отметину от очков, — то я остановился бы на кандидатуре молодого товарища, недавно прибывшего к нам. Его политическая зрелость и партийная смелость сегодня откровенно порадовали меня. Мы слишком притерпелись ко всякому шаблону, и нам до зарезу нужны люди со свежим и непредвзятым взглядом… Я имею в виду товарища Мажарова!

— Да что вы! — Константин ужаснулся и судорожно метнулся навстречу Синеву. — Терентий Родионович! Вы же совсем не знаете меня!.. Ну какой же из меня секретарь, Иван Фомич? Вот странные люди!..

Не сдерживаясь, звонко и раскатисто засмеялась Лю-бушкина, прикрыла рот концом шали, но Константин не обиделся на нее, а скорое был даже рад, что она хотя бы так выразила ему свое сочувствие. Лица других членов бюро оставались замкнуто-строгими, и только еще один человек улыбался одобряюще и загадочно — сам Пробатов.

— Но товарища Мажарова мало кто знает в районе! — не скрывая раздражения, проговорил прокурор и нервно одернул рукава мундира, из которых выпирали его мосластые веснушчатые руки. — Поработает годик-другой, завоюет авторитет среди районного актива, тогда пожалуйста.

— Я абсолютно согласен с вами, — благодарно отозвался Константин.

— Авторитет — дело наживное, — тихо заметил Пробатов. — А Константин Андреевич здесь человек не случайный — он уроженец нашего района, отец его погиб тут от кулацкой пули…

Все, что происходило сейчас в кабинете, Константин воспринимал поразительно обостренно и резко, словно и на самом деле раз и навсегда решалась его судьба. — То, на что раньше он не обратил бы никакого внимания, теперь приобретало особый смысл. Каждая мелочь была полна скрытого значения. Вот Коробин бросил напряженный и злой взгляд на Анохина, и тот весь подобрался, ответил ему неуловимым кивком головы, шепнул что-то на ухо прокурору. Удивительно отстранение и как бы независимо вел себя третий секретарь райкома Вершинин. Поставив локти на стол, он не глядел по сторонам, словно надеялся отсидеться незамеченным, по вовлеченным в общее обсуждение. Но прокурор незаметно написал записку, смял ее в комочек и щелчком послал в просвет между локтями Вершинина. Молодой секретарь неуклюже развернул ее, прочитал и вдруг модлошю и густо покраснел.

«Вначале они растерялись, а сейчас сколачивают блок! — подумал Константин, уже смеясь над примитивными хитростями столь явной интриги. — Вот чудаки! Неужели они боятся, что я соглашусь стать во главе райкома и буду учить их уму-разуму?»

Над столом взметнулась рука Анохина, затем, не дожидаясь разрешения, он поднялся.

— Откровенно говоря, я отлично понимаю Константина Андреевича, — вкрадчиво начал он и сделал легкий поклон в сторону Мажарова. — После работы в министерстве, откуда он бежал, снова очутиться в аппарате и заняться бумажной волокитой!.. Согласен я и с нашим законником — прокурором. Это соломоново решение — пусть походит товарищ Мажаров под началом более опытного человека, а там — на любой пост, хоть в обком! Никто возражать не будет, наоборот, будем только приветствовать. — Он снова поискал глазами Константина и послал ему казенную улыбку. — Вот так… А что же до кандидатуры на пост первого секретаря, то, я думаю, у нас нет более подходящего человека, чем Сергей Яковлевич Коробин. По сути, он все эти месяцы, пока болеет Бахолдин, уже руководит нашим районом, и руководит неплохо. Я не вижу причины, по которой мы отказали бы в доверии такому опытному товарищу.

Садясь на свое место, Анохин как бы ненароком задел плечом Вершинина и настойчиво и пристально смотрел на него до тех пор, пока молодой секретарь не попросил слова.

Вершинин не знал, о чем будет говорить, ни в чем он не был уверен и внутренне бросался из одной крайности в другую: сначала он искренне жалел Яранцеву, думая, что, окажись на ее месте, поступил бы точно так же, потом он подчинился властности Коробина, считая, что секретарь защищает не личные интересы, а более высокие принципы. «Да, мы не вольны поступать, как нам заблагорассудится, — думал он, — И не можем идти на поводу личных пристрастий и настроений». Ему было ясно, что Мажаров для всех райкомовцев являлся «варягом», случайно оказавшимся в их кругу человеком, личностью непосредственной, но весьма наивной, лишенной всякого организационного опыта.

— Я очень уважаю смелость и принципиальность Константина Андреевича, — сказал Вершинин, потому что больше молчать было уже просто нелепо. — Я обрадовался, когда к нам в райком приехал молодой товарищ, почти мой одногодок, и надеюсь, что мы с ним хорошо еще поработаем вместе. Пусть он на меня не обижается, но ему, конечно, пока не по плечу обязанность первого секретаря. Я думаю, что он мог бы побыть вторым секретарем или третьим, и я охотно уступлю ему свое место, потому что он этого достоин!..

Не заметив восхищенного взгляда Коробина, Вершинин, потупясь, опустился на стул и долго сидел так, боясь сознаться самому себе, что покривил душой, стал на сторону не того человека, который ему был ближе по душе, а помог укрепиться тому, кого втайне побаивался и знал лишь по одним заседаниям в райкоме…

Однако все завершилось неожиданно просто, и не кто иной, как Мажаров, освободил Вершинина от душевной раздвоенности. Взъерошив пальцами волосы, он вышел к столу и сказал с обезоруживающей прямотой:

— За добрые слова обо мне — спасибо! — Он прижал руку к груди. — Безусловно, я не гожусь для такой работы, о чем спорить!.. Я хотел бы, если товарищи не будут возражать, пожить и поработать в родной Черемшанке… Если там, конечно, найдется место агронома. Я совсем забыл, как пахнет земля, и, поверьте, в мои годы уже пора приносить людям какую-то пользу — ведь стыдно так жить дальше, честное слово!..

Он словно был недоволен, что излишне разоткровенничался, потеребил рыжеватого отлива бородку, пошел было обратно на свое место, но тут же вернулся.