Юрий Бедзик - Каждая минута жизни

У редактора, однако, это сообщение никакой тревоги не вызвало.

— Как видите, Антонина Владимировна, — сделал он резюме, — Заремба — человек честный и принципиальный, и эта его принципиальность не всем нравится. В ход пущены все рычаги. Не обошли стороной даже вашего деда.

— Думаю, об этом мне писать не следует, — сказала Тоня подумав.

— Опубликуем то, что вы сочтете нужным. — Редактор положил свою ладонь ей на руку. — Но не грязь и не накипь человеческой зависти нам нужна, а образ благородного труженика. Вот и поищите эти качества в вашем Зарембе. Я вполне полагаюсь на ваш вкус и опыт.

Антонина взглянула на часы, встала из-за стола и сладко потянулась. Поздно уже. Да и дед что-то задерживается. Днем позвонили, вызвали в клинику. Опять, наверное, что-нибудь случилось с девочкой, дочерью Зарембы… Кстати, о Зарембе. Договорились, что он зайдет сегодня вечером, часам к семи. Не хотелось, чтобы в таком материале были какие-нибудь «проколы», все надо выверить. Как всякий грамотный журналист, Тоня знала, что за спиной любого газетного факта должны стоять точные и неопровержимые аргументы — на случай, если найдется критик. А после острых статей от недовольных отбою не будет, это уж как пить дать. Ну, да ладно. Дело сделано, до семи еще есть время, можно и ванну принять.

Тоня напустила воды, налила, разболтала шампунь и забралась по горло в душистую пену. Рядом, в нише, красный телефонный аппарат, который она привезла когда-то из Чехословакии, вмонтировала специально для деда — на случай, если ему, не дай бог, станет плохо. Однако дед этим телефоном не пользовался. Дед вообще не принимает ванн, предпочитает прохладный, освежающий душ. Телефон любила Тоня. Можно позвонить кому-нибудь из подруг и посудачить о всяких женских делах, об общих знакомых. Можно потревожить и Андрея в его лаборатории или в кабинете, оторвать от срочных дел…

Она лежала, окутанная ласковыми всплесками воды, в пенистом озерце ванны, над ней — матовый плафон: свет падал на большое овальное зеркало над умывальником, играл веселыми зайчиками на бутылочках, флаконах, тюбиках, баночках, на множестве всяких щеточек, пилочек, ножниц, маникюрных щипчиков. Маленький комфорт с его маленькими наслаждениями. Женщина всегда должна его иметь в достаточном количестве, так думала Тоня. Без комфорта женщина просто грубеет, перестает быть женщиной. Ее нежная чувственность превращается в сварливую капризность, в грубую прихоть. «И потом все это, в конце концов, принадлежит не мне. Я отдам себя моему избраннику, хочу, чтобы моей нежностью и женственностью любовался мой будущий муж, мой верный друг, спутник и товарищ…»

Тихо зазвонил телефон — красная черепашка в нише. Тоня сняла трубку. Рука у нее мокрая, в трубку стекали капельки воды.

— Алло, алло! — закричал незнакомый голос. — Вы слышите меня?

— Я вас слушаю, — тихо и с удивлением отозвалась Тоня.

Мужской голос, очень нервный, сбивчивый, умолял выслушать его внимательно. Он звал, требовал срочно отыскать, найти, позвать…

Тоня с трудом разобралась, что абоненту кто-то срочно необходим… Но кто? И вообще, в чем дело? Кто звонит?

— Дорогуша… Я должен с ним поговорить, — в трубке отчетливо слышалось испуганное, загнанное дыхание мужчины.

— С кем вы должны поговорить?

— С Антоном Ивановичем.

— Его нет дома. Он в клинике. Но кто это звонит?

— Скажите, когда он вернется? — упрямо допытывался голос.

— Я не знаю… А что случилось?

— С вашего разрешения я позвоню еще раз. — Мужской голос оборвался, в трубке раздались короткие, нервные гудки.

Тоня медленно положила трубку на рычаг и с недобрым предчувствием взглянула на аппарат, словно ожидая продолжения разговора. Что же произошло? Может, какой-то трагический случай? Антонину охватила нервная дрожь, вода показалась холодной, тяжелой… Но почему такой странный голос? Почему — «дорогуша»?..

Набросив халат, она пошла в свою комнату, на ходу вытирая махровым полотенцем длинные густые волосы. Села на диван, взяла фен, включила его в сеть и стала просушивать каждую прядь. После расчесывания волосы лягут красивыми пушистыми волнами.

В доме тишина. Никаких тревожных сигналов… А с чего это, собственно, она испугалась? Видимо, оттого, что никак не могла понять, что так растревожило: или незнакомый голос, или это нелепое «дорогуша»… Люди всегда склонны к преувеличениям, поднимают тревогу из-за пустяков. Может, позвонил кто-то из дедовых знакомых, захотелось поболтать, сообщить новость, вспомнить давние стариковские дела?.. Тоня решила не забивать себе голову всякой чепухой. Закончив с прической, выглянула в окно на лоснящийся тротуар и сразу увидела деда и Рубанчука. Они шли не спеша, словно на прогулке, о чем-то спокойно, неторопливо говорили, изредка жестикулируя. И конечно же, им было совершенно безразлично, что Антонина стоит около окна, смотрит на них, ждет с нетерпением. Ах так? Ну, хорошо… Она открыла дверь и, сдержанно сказав: «Добрый вечер», сразу же исчезла в своей комнате.

— Тоня, видно, отдыхает, — слегка смутился от такого сухого приема Рубанчук.

— Все может быть, — пожал плечами Богуш. — Она у нас «сова», по ночам работает… — Он открыл перед Рубанчуком дверь в гостиную и позвал внучку: — Тонечка, не исчезай! Чайком угости.

Она появилась на пороге в голубом халате, с распущенными пушистыми волосами.

— А я думала, что вы из ресторана, — сказала с легким вызовом.

— Ты же знаешь, Тоня, не до ресторанов нам сейчас, — невесело отозвался Рубанчук.

Он смотрел на девушку и невольно любовался ее свежей, чистой красотой, легким загаром, который так хорошо контрастировал с голубым халатом. Господи, когда же, наконец, он сможет уделить Антонине больше времени? Все работа, работа… Хорошо хоть, что ждет его, надеется, прощает вечный крутеж…

Пить чай сели втроем. Тоня заволновалась:

— Что-то долго Марьянки нет.

— И где она бродит до сих пор? — Богуш посмотрел на часы.

— Андрей, — обратилась Тоня к Рубанчуку, — не нравятся мне ее контакты с фрау Валькирией. Слишком много она торчит в профилактории.

— Ты что же, считаешь, что я могу на нее повлиять? — Рубанчук удивленно посмотрел на Тоню. — Сейчас девушки ведут себя так, как считают нужным. Для них даже их ухажеры не авторитет.

— Ну, Марьяне еще рано думать о молодых людях, — возразила Тоня.

— Ты уже составила перспективный план Марьяниной жизни? — с иронической усмешкой посмотрел на Тоню Рубанчук. — Любви все возрасты покорны… Известное дело!

— Перестань, — оборвала его Тоня. — Ей всего семнадцать лет.

— По-моему, ни один кодекс мира не запрещает девушкам семнадцати лет влюбляться в молодых людей. Ромео и Джульетта, кстати, были намного моложе.