Иван Черных - На острове нелетная погода

Руководил полетами сам Синицын. Рядом с ним стоял председатель комиссии, наблюдая за взлетом. Казалось, он был доволен: истребители взлетали безукоризненно, парами, крыло к крылу.

Вдруг в динамике тревожно прозвучало:

— Товарищ командир, на взлете у одного истребителя вроде оторвалось колесо.

«Этого еще не хватало!» — пронеслось у меня в голове.

— Всем пройти над стартом с выпущенными шасси, — тут же скомандовал Синицын, и я позавидовал еще раз его спокойствию и мгновенной реакции. Это было единственно правильное решение.

Самолеты сделали круг и, разомкнувшись, пошли над нами. У первого все в порядке, у второго… А у третьего стойка колеса торчала, как костыль инвалида.

— Тридцать третий, — назвал свой позывной летчик.

Октавин! Судьба явно издевалась надо мной в то утро. А недалеко, мозоля глаза, расхаживал Тарасов, отстраненный от полетов. Но было не до него. Как посадить Октавина? Эту машину еще никто не сажал на две точки. Посадочная скорость большая, этот костыль сразу же при касании бетонки создаст вращательный момент, и самолет перевернется.

Сажать с убранными шасси? На взлетно-посадочную полосу нельзя. Бетонка высечет сноп искр, и пожар неизбежен. На грунт? Нужно высокое искусство. А откуда оно у Октавина? Малейшая неточность, и истребитель скапотирует… Внизу подвешены ракеты…

Летчик ждал команду. Самолет выполнял первый разворот.

— Уберите шасси и идите на полигон. — На лице Синицына не дрогнул ни один мускул, и голос его был самым обыденным. — Выполняйте задание по плану.

На КДП тишина. Томительно тянется время.

— Тридцать третий задание выполнил, — наконец доложил Октавин. Голос его тоже был спокоен. Это хорошо. Но одного спокойствия для того, чтобы посадить неисправную машину, недостаточно. Что предпримет Синицын? Прикажет катапультироваться? Самое верное решение: летчик молодой, самолет новый. Новый… Сколько в него вложено труда, средств…

Синицын нажал кнопку микрофона:

— Тридцать третий, будете садиться на грунт с убранными шасси.

— Понял, командир, посажу, — бодро ответил Октавин.

— А я и не сомневаюсь, — весело сказал Синицын.

И мои сомнения тоже развеялись. Октавин, конечно, посадит самолет. И ничего с летчиком не случится. Но в данной ситуации просто посадить — этого мало. Самолет без шасси. Его надо «притереть»: малейший крен при выводе из угла планирования — и поломки не избежать. Нужны искусство ювелира, выдержка и хладнокровие спартанца. Много раз я летал с Октавиным, стараясь выковать в нем эти качества, и кое-чего добился, но обрел ли он то чутье, без которого нет настоящего летчика? Многие пишут стихи, но немногие становятся поэтами. Каждого можно научить летать, но стать асом…

Я неотрывно следил за снижающимся самолетом и мысленно готовил летчику приговор: если он допустит поломку, будет повод перевести его в транспортную авиацию на самолет, где два летчика.

Истребитель заходил на посадку ровно, и не было похоже, что летчик подозревает о неисправности и волнуется. Синицын держал микрофон наготове. Самолет пронесся над границей аэродрома, поднял нос. Видно было, как гаснет его скорость. Хвост опустился, коснулся земли. Истребитель плавно лег на брюхо и, пробороздив немного землю, остановился.

Ситуация тогда была очень сложная, и Октавин вышел из нее победителем. Действовал он исключительно хладнокровно и грамотно: ни одной ошибки, ни малейшего замешательства… Нет, не мог он потерять пространственное положение. Тут что-то произошло другое. Но что?!

Зазвонил телефон, и Ганжа шутливо-приказным тоном потребовал немедленно явиться к нему в номер гостиницы. Я хотел было тем же шутливым тоном послать его ко всем чертям, но мысль о том, что он мог что-либо выяснить, сдержала меня, я оделся и пошел к нему. Но дорогой у меня возникли сомнения: откуда Ганжа мог почерпнуть какие-либо новости, когда лишь два часа назад покинул штаб? Шторм не утих, корабли на поиски не выходили… Что-нибудь хочет выведать у меня? Как-никак он считает меня другом, откровенничает со мной и посвящает во все подробности расследования. Все это он делал, видимо, с определенной целью. Что-то ему нужно и от меня, иначе не стал бы он вызывать к себе.

Ганжа сидел в кресле перед журнальным столиком, на котором стояли чайник, стаканы, тарелочка с тонко нарезанными ломтиками лимона и сыра.

— Пришел? — оторвался подполковник от газет и кивнул на стоявший напротив стул. — Садись.

Я сел. Ганжа заботливо пододвинул ко мне тарелочку.

— Не обессудь, ресторана в вашей гостинице по штату не положено. А в Нижнереченск ехать, машину надо иметь. — Он посмотрел на меня испытующе, и я понял, что в этой фразе скрыт какой-то смысл. Личную машину у нас в гарнизоне имеет только Синицын. Но чтобы командир увлекался ресторанами… Нет, тут что-то другое.

— Да, если бы у нас была своя машина, — мечтательно сказал я, решив подыграть Ганже, — мы нашли бы куда махнуть. Только пришлось бы отказаться от делового разговора.

— Ради интересного дела можно и отказаться, — усмехнулся Ганжа и снова пристально заглянул мне в глаза.

— Можно у командира попросить служебную. Сейчас она ему не потребуется.

Ганжа рассмеялся. Он понял, что я раскусил его я валяю дурака.

— Ладно, — сказал он. — Тем лучше. Поговорим начистоту. — Он налил чай в стаканы. — Ты, говорят, хорошо знаешь жену Октавина.

— Раз говорят, — пожал я плечами, окончательно поняв, почему его заинтересовала личная машина Синицына и какую связь улавливает он между нею и Дусей.

— Смазливая бабенка? — подтвердил мое предположение Ганжа.

— Не родись красивой, родись счастливой, — ответил я. — Ей здорово не повезло в жизни.

— Да, трагическая история, — сочувственно вздохнул Ганжа. — Ты дружил с ее первым мужем?

— Да. Вы тоже его знали. Помните Геннадия, который отдыхал вместе со мной в Сочи?

— Тот самый Геннадий? — удивился Ганжа. — Такой симпатичный… Не установили причину?

— Нет.

— И после этого случая жена его уехала из гарнизона?

— Ее нетрудно понять. Здесь все ей напоминало о муже.

— А чем тогда объяснить ее возвращение?

— Она попала в затруднительное положение, и командир привез ее сюда.

— Как он узнал об этом?

— Случайно увидел ее на автобусной остановке.

— Случайно? Не слишком ли много случайностей?

Я молчал.

— А вчера ты видел жену Октавина? Ты, кажется, заходил к Синицыну после полетов?

Ганжа хорошо обо всем осведомлен. Кто информировал его? К Синицыну заходили Дятлов, Вологуров и я. Правда, там еще были Эмма Семеновна и Муся.

— Эмма Семеновна? — спросил я.

Ганжа понял мой вопрос.