Арнольд Каштанов - Коробейники

Прежде всего Юшков отправился искать Тамару. Так звали зем­лячку, которая как-то забрела сюда в поисках работы. Это было в день свадьбы Юшкова. Тогда она повстречалась в коридоре и обрадо­валась старому знакомому: «Мне просто не везет, Юрий Михайлович. Всюду требуются, требуются и требуются, а как я появляюсь, так нико­му ничего не надо». Она умудрилась уволиться со своего завода, не подыскав предварительно другой работы. Ее выселяли из прежнего общежития, и она теряла городскую прописку, но выглядела бодрой, не хуже, чем в Черепановске. Но и не лучше. Юшков представил ее длинную плоскую фигуру в отделе кадров, представил себя на месте кадровика и — все же это был день его свадьбы — сказал: «Иди к нам».

Он нашел ее у окна в конце коридора. Она курила вместе с Ната­шей Филиной. Спросила: «Гости из Черепановска пожаловали? Кто?» Он ответил. Она промолчала, только посмотрела вопросительно. По­слушно поплелась за ним в комнату, села писать заявление на мате­риальную помощь: «...в связи... в связи... в связи с чем, Юрий Михай­лович? Я напишу: в связи с тем, что мне не везет в жизни». «Пиши: в связи с переездом на новую квартиру»,— подсказал он. Написала, выразительно вздохнула и побежала собирать подписи на заявлении. Она ни в чем не отказывала, безропотно ездила в командировки и терпеливо сносила неприязнь женщин в секторе, потому что знала: Лебедев не хотел ее сюда брать и Юшкову пришлось уговаривать начальника.

Юшков позвонил Ляле, чтобы она не ждала его скоро и ночевала у родителей. Без четверти четыре он сидел в светлой служебной «Волге» рядом с Антониной Григорьевной. Она читала затрепанную библиотечную книгу, беспрестанно поправляя волосы на затылке, а он всматривался в людской поток, текущий из всех четырех дверей центральной проходной.

Влез в машину Белан. «Ну, рассказывай, Юра, подробно, с кем сегодня гуляем». Выслушал, спросил: «Эта Ирина Сергеевна — хоро­шенькая?» «Ничего»,— сказал Юшков. Антонина Григорьевна не отрывалась от книги. Белан деловито поинтересовался: «Так ее функ­ция чисто эстетическая? Или, может быть, взрыв безумной страсти, римские каникулы вдвоем?» — «Думаю, просто упросила взять с со­бой,— ответил Юшков. — Они дружат семьями».— «Допустим. В любом случае ее интересуют только магазины,— решил Белан.— Вот и пусть в них пасется, пока мы куда-нибудь съездим».

Они позвонили гостям из вестибюля гостиницы. Ожидая их, Юш­ков сидел на кожаном диванчике. Две сухощавые женщины рядом рассматривали замысловатые бронзовые барельефы на стенах и раз­говаривали по-немецки. Створки дверей, ведущих в ресторан, тоже бы­ли покрыты чеканной бронзой с ромбами рубинового стекла, вправ­ленного в бронзовую решетку. Белан уточнил в ресторане, какой сто­лик им оставлен, и прогуливался по ковровой дорожке, поглядывая на себя в зеркала. Светлые его волосы, прямые и длинные, за ушами и на висках седели: лет ему было около сорока.

Вышли из лифта Борзунов и Ирина Сергеевна в платье с яркими цветами по черному полю. Юшков помнил ее в этом платье на дне рождения. Он знакомил гостей с Беланом. Они стояли посреди вести­бюля, Борзунов, возвышаясь над всеми, говорил и смеялся громче, чем было необходимо, и немки посмотрели на него с затаенным женским любопытством; одна что-то уважительно сказала другой. Борзунов, как это и с Юшковым не раз случалось, видимо, примерил к себе брон­зово-кожаный вестибюль и весь брус гостиницы как приятную обнов­ку. Белан же, увидев нервозную приподнятость гостя, был в затруд­нении. Его план — повезти того в директорскую сауну — проваливался. Сауна хороша была для компании спокойных мужиков, равных друг другу по положению и возрасту, чтобы, попарившись и поплавав в озере, выйти из холодной воды обновленными, как язычники после крещения, посидеть на берегу на траве, попить пива, посмеяться анек­дотам, поспорить о футболе, отходя душой от всех забот.

Борзунову требовалось что-нибудь другое, театральная премьера с генералами в четвертом ряду партера, декада какого-нибудь нацио­нального искусства с ансамблем на сцене и банкетом за полночь, на худой конец гастроли Ленинградского мюзик-холла, а где их было взять Белану? Если б хоть Хохлова заманить в сауну, но ради одного Борзунова тот бы не поехал. Белан предложил для начала показать из машины город, рассчитывая в крайнем случае и в сауну заглянуть: она топилась, вдруг да завяжется дружба, интересные разговоры и появится вдохновение испытать себя стоградусным жаром и вольным духом. Ирина Сергеевна пожаловалась: ее, мол, в самолете так ука­чало, что машину она не вынесет. Белан широким жестом подарил ей четырехэтажное здание универмага тут же на площади за стеклянной стеной, отсчитал по своим часам: «Сейчас половина пятого, в восемь встречаемся на этом самом месте, у вас три с половиной часа. Юра будет таскать ваши свертки». Так все устроилось.

Толпа в дверях универмага прижала их друг к другу. Ирина Сергеевна схватила руку Юшкова, но эта же толпа и разъединила их, растекаясь вдоль прилавков. Вначале Ирина Сергеевна оглядывалась, проверяя, не потерялся ли Юшков, а потом ей уже некогда было огля­дываться. Сосредоточенная, отрешенная от всего задумчивость появи­лась на лице, когда она трогала вещи и ярлыки с ценами, мысленно произносила приговор то оправдательный, то обвинительный и пере­ключала внимание на следующую вещь. Были вещи, которые отвер­гались с первого взгляда как недостойные размышлений; были вещи, которые заслуживали уважения, хоть она и не покупала их; были вещи сомнительные, к которым она потом возвращалась. Иногда Ирина Сергеевна совещалась с другими покупательницами, иногда у нее спра­шивали совета, иногда она терпеливо ожидала, пока продавщица осво­бодится и можно будет задать вопрос.

За отделами посуды, кухонных и прочих хозяйственных вещей шли отделы галантереи и парфюмерии, целый этаж женской одежды и обуви, белье, трикотаж, головные уборы, мужские и детские отделы — все было в этом универмаге, и ничего Ирина Сергеевна не миновала, иногда останавливалась задумчиво, решая, куда ей повернуть, иногда нечаянно попадала в поток людей и выбиралась из него, работая лок­тями. Пыталась пробиваться сквозь очереди, поднималась на носки, наваливаясь на чьи-нибудь плечи, чтобы разглядеть прилавки из-за множества голов, уже начиная уставать, уже плохо соображая, потная, мокрой ладошкой отбрасывая светлые прядки с блестящего лба, водя глазами по сторонам, решая, стоять в этой очереди или спешить в сле­дующую, куда только что привезли что-то, и вдруг вспоминала о Юшкове, испуганно озиралась и, обнаружив его, нагруженного свертками, неподалеку, виновато округляла глаза: еще немножко потерпи, я сей­час; но ему не скучно было следить за ее лицом, остающимся один на один с вещью, которую надо было оценить, признать своей или отверг­нуть. Нужно было выполнить поручения жены Борзунова, задания подруг, а времени на все не хватало, и Ющков послушно становился в очередь или узнавал у продавщиц то, что интересовало Ирину Сергеевну. Наконец с верхнего этажа они снова спустились на нижний, и поток людей выволок их на площадь. Вечерний ветерок охла­дил и осушил кожу. Ирина Сергеевна пришла в себя и сказала: «Уф, с ума сойти. Я, наверно, на ведьму похожа». Он понял, что не забывал ее ни на день.