Арнольд Каштанов - Коробейники

Арнольд КАШТАНОВ

КОРОБЕЙНИКИ

Повесть

Глава первая

Блондинка в красном дождевике села около телефона: «Можно от вас позвонить?» Сидела, скрестив полные ноги, крупная, ухоженная, такие в толпе первыми бросаются в глаза. Звонила по разным номерам: «Да! Я здесь! Сегодня приехала!»—нежно улыба­лась, уверенная, что сообщает людям радость. Она просила помаду и крем, японский зонтик, растворимый кофе, какие-то билеты. До­говорившись с одним, прощалась и набирала следующий номер. Каждое слово предназначалось не только собеседнику, но и работающим в комнате женщинам и заодно Юшкову и Радевичу. Этим уже просто автоматически, как зрителям мужского пола, прочим же для пользы дела демонстрировались связи. Женщины, копавшиеся в своих бумагах, скорее всего не замечали снабженческую ее удаль: мало ли приезжих изо дня в день трется в их кабинете и все пытаются произвести впечатление в надежде получить запчасти. Радевич старался не смотреть на блондинку, ерзал на стуле, вытащил пачку «Примы» из пиджака, и его тут же выгнали курить в кори­дор.

Юшков вышел следом. Они с Радевичем уже получили все зап­части на заводе, и осталось только здесь, в отделе кооперации, раз­добыть резиновые сальники. Блондинка тоже приехала за сальника­ми, и Юшков ревниво следил, дадут ей или тоже откажут.

Радевич курил около сварной железной лестницы. «Ну и баба! Скажи, а?»—«Что ж теряешься?» — «Куда мне! Это уж тебе вот...» Блондинка вышла вместе с кладовщицей, обе в черных халатах. Ода­рила мужчин коротким взглядом и стала спускаться вниз, осторож­но нащупывая ногой ступеньки, словно шла в темноте. Кладовщица тяжело переваливалась на отечных ногах. Юшков подождал, пока перестала греметь под ними лестница. «Похоже, дали ей сальни­ки». «Она свое возьмет!» Хорошо Радевичу было восхищаться этим, понадеявшись, что Юшков все для него сделает.

Сюда всегда посылали Юшкова. Сколько он работал на автоба­зе, все эти пять лет посылали на завод только его. Он всю жизнь прожил в этом городе, институт окончил, здесь его знали и он всех знал, кому ж было ехать, как не ему. С пустыми руками не возвра­щался, привозил любой дефицит. И уговаривать его не приходилось: сам рад был вырваться на несколько дней, повидаться с матерью и друзьями.

Теперь автобазе придется обходиться без него. За запчастями будет ездить Радевич. Сальники — последнее, что Юшков делал для них. В кармане у него со вчерашнего дня лежала трудовая книжкас записью: «Уволен по собственному желанию». Его ждали в ин­ституте, через несколько часов он должен был стать научным со­трудником. Он вернулся домой.

Женский голос из невидимого динамика назвал номер машины Радевича, приказал убрать ее с погрузочной площадки. Радевич не услышал. Ему в голову не пришло, что по здешнему радио могут обращаться к нему. Юшков сказал: «Тебя зовут».— «Чего?» — «Ук­рали твою колымагу. Разберут на запчасти и тебе же их сдадут». Голос в динамике повторил свое. Радевич засуетился, побежал вниз.

Юшков спустился следом. Моросил дождь, мокли контейнеры вдоль железнодорожной ветки, стояли на платформах готовые к от­правке автомобили. Десятки путей, переплетаясь, уходили под мост и дальше, к литейным цехам, невидимым отсюда. Завод был боль­шой. Юшков и сам не знал, сколько его приятелей, школьных и ин­ститутских, работало здесь.

Он прошел по эстакаде вдоль складов, толкнул стальную дверь склада резины. Так и есть. В проходе между стеллажами кладов­щица держала перед собой на вытянутых руках холщовый мешок, блондинка бросала в него черные кольца сальников. Губы шевели­лись: считала. «Молодцы»,— сказал Юшков. Она сбилась со счета, сморщила лоб и тут же улыбнулась с той же, что и у телефона, нежностью: «Уметь надо».

Радевич отогнал в сторону свой тягач с прицепом, заглушил дви­гатель. «Пойдем, познакомлю с начальством»,— сказал ему Юшков.

Заместителем начальника отдела был его институтский приятель Саня Чеблаков. Он сидел в кабинете спиной к мутному от дождя и пыли окну. Юшков и Радевич уже были у него сегодня, но попали за минуту до оперативки и, кроме дела, ни о чем еще не поговорили. Юшков сел за стол. «Что ж делать с сальниками, Саня? Нам ни одно­го не дали».— «Сальников нет».— «А если я найду?» — «Неужели я тебе не дал бы, если бы были?» — «Ну а если я найду?» — «Найди, спасибо скажу. Директор их найти не может».— «Что директор, тут такие блондинки ходят».— «Какие блондинки?» — «Из Клецка. Из Клецка она, кажется, а, Степаныч?» — «Из Клецка»,— подтвердил Радевич, приподнимаясь. Он сидел на стуле у двери. «Ей дали? — нахмурился Чеблаков.— Я их за такие дела накажу.— Он щелкнул тумблером на своем пульте, снял трубку, продолжая оправдываться перед Юшковым.— Я их накажу... Алло! Почему выдали сальники Клецку?! Ну так я последний раз предупреждаю!.. Только по моему указанию! — Бросил трубку, сказал Юшкову: — Охламоны. Завтра будут тебе сальники. Сегодня никак».

Юшков, обернувшись, тронул Радевича за локоть. «Теперь к вам будет ездить вот этот товарищ. Прошу любить и жаловать». «Сфо­тографировал»,— заверил Чеблаков и показал на свой лоб: мол, не беспокойтесь, образ запечатлен навечно.

Странно было видеть его хозяином такого кабинета. В институте он вроде бы ничем не отличался. Отличался Юшков. Юшков подра­батывал на такси в ночную смену и стал самостоятельным тогда, ког­да друзья, Валера Филин и Саня Чеблаков, еще зависели полностью от родителей. И позже, когда Юшков приезжал к ним уже началь­ником автоколонны, холостым парнем с деньгами, не растраченными в маленьком районном городке, а они, Чеблаков и Филин, были здесь начинающими инженерами, молодыми отцами, с превеликим трудом выкраивающими ради встречи час-другой от домашних хлопот, оба привыкли, что именно Юшков из троих, как говорится, заказывал музыку.

«Значит, ты уже насовсем, старик? — сказал Чеблаков.— Ну, дав­но пора... Валеру видел?» — «Когда? Мы только матери чемоданы закинули и носимся с утра за запчастями. Человек вот к ночи хотел дома быть».— «Ничего, по магазинам походит.— Чеблаков подмигнул Радевичу, и тот вежливо поерзал на стуле.— В институт звонил?» — «Никак вот не выберусь. Позвони». Юшков сказал номер телефона. Чеблаков опять щелкнул тумблером, покрутил диск и сунул трубку Юшкову. «Сейчас заседание кафедры»,—сказал строгий женский го­лос. «Когда оно кончится?» — «Через час».

«Ты, старик, везучий,— сказал Чеблаков.— Годика через три — кандидат, там, глядишь, здороваться с нами перестанешь. Мы тут будем тупеть, ты будешь умнеть».— «Вот и сравняемся».— «Скром­ность всегда украшала наши лучшие научные кадры.— Чеблаков за­грустил. Открывающаяся перед Юшковым перспектива расстроила его.— Когда меня отсюда попрут за сальники, возьмешь к себе аспи­рантом. Буду твой портфель носить».