Арнольд Каштанов - Коробейники

«...уже два часа, как Надюша должна быть дома. Игорь пошел к ней в клинику и тоже пропал, наверно, чинит там что-нибудь, те­перь они бог знает когда могут заявиться, хорошо, я дома, Анечку из сада забрала, она уж последней осталась, плакала, и так каж­дый день, Юра, каждый день, как будто, кроме работы, у них нет других дел. Разве все теперь так? Еще чаю? Чтобы варенье доесть, а? Нет, нет, обязательно, у нас не принято, чтобы пропадало. Игорь может две розеточки за ужином съесть».— «Я пойду к ним в клини­ку». Юшкову удалось выбраться из-за стола. Он поставил машину на место. «Раз уж ты идешь, Юра, скажи Надюше, чтоб заглянула к Наталье Ильиничне, давление ей померила, это почти по пути. И к мужу Лидии Макаровны надо бы... Найдешь их там? Они, на­верно, в гастроэнтерологии, это на третьем этаже...»

Кацнельсон в белом халате, с паяльником в руке сидел над каким-то прибором спиной к двери и не слышал, когда вошел Юшков. Тот окликнул его, Кацнельсон обернулся, не удивился. «Я сейчас. Уже кончаю». Юшков сел рядом. «Опять диссертацию кому-то дела­ешь?» — «Это они делают диссертацию. Я делаю прибор».— «По со­вместительству, что ли?» Кацнельсон не сразу понял, удивился такой мысли, хмыкнул, предложил: «Посоветуй вот, как туда паяльником добраться».— «Я в электронике не разбираюсь,— отмахнулся Юшков.— Кончай скорей, уже девятый час».— «Кончаю». Кацнельсон с сожале­нием отложил паяльник. Он увлекся. Поглядывая на прибор и все еще думая о нем, медленно стягивал халат, надевал пальто. Заглянула из коридора Надя. «Привет, Надя»,— сказал Юшков. Она насторожилась: «Юра? С Аллой Александровной что-нибудь?» — «Пришел мужа твоего проведать».— «Я уж испугалась,— сказала она.— Иду, Игорь, иду. Толь­ко Поздееву во второй палате гляну».— «Поздееву?» — переспросил Юшков. Надя пожаловалась: «Такая тяжелая... Ждите меня внизу... Сумасшедший день сегодня». У нее было круглое детское лицо. Наверно, больным оно не внушало доверия. «Каждый день у тебя су­масшедший»,— проворчал Игорь.

«Сестер у них не хватает,— продолжал он ворчать, спускаясь с Юшковым по лестнице.— Так она должна за сестер тут сидеть. Есть же, в конце концов, дежурный врач...» — «А ты-то что сидишь? Механик по приборам тоже, наверно, есть».— «А куда мне деваться? Отпуск...» Больной в пижаме курил на лестничной клетке. Кацнельсон пригро­зил: «Я вот расскажу Надежде Федоровне». Тот торопливо бросил окурок в урну. «Угостили. Я не курю...» Кацнельсон важно читал ему нотацию. Юшков спустился в темный вестибюль.

Из угла в угол ходил Поздеев. Узнал, хмуро кивнул и отвернул­ся. В руке у него был сверток. Юшков определил наметанным глазом: подарочный шоколадный набор. Вышла, шаркая тапочками, старая нянечка. Поздеев кинулся к ней. «Там у нее Надежда Федоровна,— сказала нянечка.— Сейчас спустится».

Юшков сел на стул около запертой двери. Из нее дуло, за стек­лом в свете фонаря качались голые ветки. На освещенной площадке около лестницы застыл Поздеев. Появились Кацнельсон и больной в пижаме. Больной разговорился, хватая Кацнельсона за пуговицы пальто. Потом он ушел. Кацнельсон огляделся, не видя Юшкова в полумраке. Шагнул к двери, но тут его перехватил Поздеев, что-то зашептал. Кацнельсон рассердился: «С ума сошли?» — отстранил и тут увидел Юшкова. Подошел, сел рядом. «Посоветоваться со мной захотел, удобно ли сунуть Надьке конфеты». Он не понял, что рассме­шило Юшкова. На лестнице послышался голос Нади. Выговаривала кому-то сердито. Поздеев нерешительно двинулся к ней. Шаркая раз­ношенными тапочками, бренча ключами, нянечка подошла к двери, открыла. «Ей он точно сунул,— сказал Юшков.— Иначе она не пус­тила бы его в вестибюль так поздно».

Кацнельсон зябко вбирал голову в воротник. «Ты, между прочим, наверно, по делу?» — «Меня Саня Чеблаков послал,— схитрил Юшков.— Он теперь будет заместителем генерального директора и хочет, чтобы ты был моим заместителем».— «Саня хочет? Врешь».— «А если не вру?» — «Снабженцем я не пойду,— сказал Кацнельсон.— Пить с поставщиками у меня здоровья нет, заводить всюду своих людей нет обаяния».— «Если б мне нужен был человек для этого,— сказал Юш­ков,— я бы не к тебе пришел». Кацнельсон посмотрел внимательно: что- то в словах Юшкова было. «Один чудак назвал нас коробейниками,— сказал Юшков.— Старый российский промысел. А ты говоришь».

«Ребята, просто ужас, какой сумасшедший день.— Надя подхва­тила их сзади под руки.— Везут и везут, везут и везут, и все тяжелые». «Надежда Ивановна просила тебе сказать,— вспомнил Юшков,— чтобы вы к кому-то зашли». «К Наталье Ильиничне.— Надя вздохну­ла.— Игорь, я тебя сколько раз просила: сделай ей ключ. Сейчас при­едем, будем звонить, стучать, а она из-за телевизора не услышит. И с кровати ей подниматься лишний раз...»

Они вышли на проспект. Шум машин на мокром асфальте заглу­шил отдаленный гул завода за их спинами. «Набегалась я сегодня. Давай проедем остановку на автобусе». «Погоди»,— сказал Кацнель­сон. Он вошел в булочную. «Как там Поздеева?» — спросил Юшков. Надя вздохнула: «Ужасное давление... Сын у нее хороший. Видел?»— «Видел».— «Она говорит, он очень много работает».— «Все мы много ра­ботаем»,— сказал Юшков. Надя возразила: «Это вы-то? У нас по-настоящему работают только врачи и учителя».

Кацнельсон вернулся к ним с тремя бубликами в руке. «Вот мо­лодец,— похвалила Надя.— С утра не ела». Тут же откусила. Один бублик предназначался Юшкову. Есть ему не хотелось, но взял. «Предлагаю твоему мужу работу, а он отказывается,— сказал он.— Или лишние пятьдесят рублей вам помешают?» «Пятьдесят рублей?» — изумилась Надя. Игорь рассердился: «Запрещенный прием, Юра».— «Я еще и не так буду,— пообещал Юшков,— но своего добьюсь. Ну лад­но, ребята. Привет Лидии Макаровне». «Она тебя помнит,— сказала Надя.— Говорит, у тебя были математические способности».— «Были, да сплыли».— «Алле Александровне привет».

Подошел автобус, Надя и Игорь вскочили в него. Юшкову было неловко идти по улице с бубликом. Он втиснул его в карман мокрого плаща. Вдали огни проспекта сливались в зарево, там угадывалась гостиница. Нужно было бы пройти туда, свернуть влево на темную улочку, подняться на пятый этаж и посидеть с тестем. Должен же был тот с кем-нибудь отвести душу. Юшков решил, что время для этого уже позднее.

Через несколько дней Хохлов уволился. Он не захотел идти на приготовленное для него местечко. Бывший главный инженер, Свет­кин отец, взял его к себе в НИИ. Хохлов бодрился, говорил Юшкову: «Ничего, Юра, я там осмотрюсь и тебя перетяну, будем вместе науку двигать». Однако он похудел и постарел, сказались последние недели, и теща это понимала. Когда сидели в воскресенье всей семьей за сто­лом, она, как обычно, посмеивалась: «Теперь вот будешь как человек приходить, пора уж и для себя пожить, пусть молодые себя покажут. Вот Бутову шестьдесят три, а он с пацанами в бассейн ходит».