Насирдин Байтемиров - Сито жизни

Да, еще существует у киргизов, не исчез обычай, когда после смерти старшего брата его жену выдают замуж за младшего. При этом не надо платить выкуп за невесту, устраивать большой свадебный той. Мать и отец Мамырбая, они жадные до добра… Ах, как они решат?..

Никогда в жизни Бедел не радовался так. Ближе к вечеру он отправился в ущелье — пригнать обратно овец, которые разбрелись там, и вдруг из кустов навстречу ему стремительно выскочила косуля. Убегая, косуля несколько раз останавливалась, оглядывалась на человека. Бедел понял, что это означает. Побежал прямо к тем кустам, откуда появилось животное, — увидел, как метнулся из зарослей олененок, и ловко подхватил его. Олененку было, видно, с неделю. Пестрая спинка, тоненькие, еще некрепкие ножки, черные глаза смотрят жалобно, кажется, наполнились слезами.

Бедел долго стоял, удивленный и обрадованный, и рука его, крепко державшая детеныша косули, чувствовала, как испуганно бьется сердце малыша. Олененок сначала вырывался — да разве отпустят его громадные сильные руки Бедела, и наконец он покорился, затих в страхе. Его черная мордочка вздрагивала, будто он принюхивался, надеясь услышать привычный успокаивающий запах матери.

Подгоняя овец, Бедел отправился домой. Ему не терпелось скорее вручить Керез необычный подарок. Он чувствовал, что радости Керез не будет предела, и надеялся, что недавняя обида девушки рассеется, что она станет лучше к нему относиться, обратит внимание на его заботливость.

Черный козел, предводитель стада, а за ним и овцы со своими беленькими ягнятами вступили на покрытый травой склон и остановились, принялись пастись. Солнечные лучи брызжут поверх зубчатого хребта, шерсть овец в закатном свете кажется золотистой. Неизвестно откуда взялась пестрая сорока, перепрыгивает с одной овечьей спины на другую, — кажется, будто у нее сломано крыло и она не может летать, поэтому и едет на овцах. Запах цветов и травы перемешался с запахом овец, гудят тысячи мух, шумит в траве и кустах легкий ветерок — пастбище сонно и сыто вздыхает, словно малое дитя, напившееся разведенного кислого молока. Овцы, то ли потому, что впервые вышли на это пастбище, то ли оттого, что день был очень жаркий и они больше лежали, чем паслись, набросились сейчас на сочную траву, как будто десять дней не видели корма, и не двигались вниз, не обращая внимания на крики чабана.

Черный козел, вожак, словно тоже недовольный медлительностью стада, мотнул головой, подпрыгнул неуклюже на месте, а потом поскакал вниз по склону — к дому. Бедел знал, что за ним вслед тотчас же устремятся овцы, и поэтому поспешил обогнать отару, стать впереди. Если отпустить здесь овец, они будут бежать до самого дома. И если потом, вспотевшие, они набросятся на воду, то многие могут погибнуть. Кроме того, если такое множество овец пробежит по склону, они вытопчут траву, разрыхлят землю — и пастбище будет испорчено. Бедел, конечно, не мог допустить такого. Он стал перед отарой, сбил овец в кучу, посмотрел в сторону дома. Буюркан вышла во двор, увидела, как шарахнулись готовые броситься вниз овцы, и, конечно, встревожилась. Потом заметила, что Бедел придержал отару, и, успокоенная, вернулась в дом. Бедел заметил движение Буюркан и, обрадованный, что сделал правильно, горделиво приосанился.

Казалось, будто невидимая рука, спрятавшаяся за горой, собрала солнечные лучи, упрятала в горсть тысячи тоненьких золотых нитей — между хребтами залегла густая тень. Из ущелий вырвались туманы, напоминая видом лохматую свалявшуюся шерсть, исчезли под ветерком, но затем появились снова и стали сливаться вместе, в общую туманную мглу. На только что чистых вершинах появились вдруг тучки, и сразу изменился облик гор. Облако на вершине высокой скалы на востоке загорелось огнем. В одно мгновение переменило свой вид, разделившись надвое. Сначала казалось львом с разинутой пастью, приготовившимся к прыжку, затем превратилось в верблюда, в курган. Когда же солнце закатилось, облако приняло обычный свой вид, сделалось серым. С соседнего склона, покрытого можжевельником, поднялся филин — сел на скалу Кыз-Булак, как раз возле дома Буюркан. С наступлением темноты он спустится в неглубокие ущелья и будет до утра ухать там, охотиться на мышей, а если удастся, то и на барсуков и на сурков. Утром на зеленой траве останутся разбросанные перья. Киргизские девушки и молодки издавна собирали тут перья филина. Раньше многие девушки носили тебетеи, шапочки, которые украшал пучок перьев филина, теперь же это украшение уже не ценят, как прежде. Как хороши были на девушках длинные цветные платья под бархатной жилеткой! Даже низенькие казались в них высокими и стройными. И завершал наряд тебетей, отороченный мехом куницы, — прекрасный мех и роскошный пучок перьев дополняли красоту друг друга. Теперь же, когда на шапочки не нашивают перья филина, мало кто ценит их. Нет уже людей, что лазали по скалам, отыскивали птенцов филина, а потом выращивали их. Исчезло суеверие, будто перья филина изгоняют злых духов из дома, где рожает женщина, исчезла вера в таинственную силу — и филины превратились в обыкновенного представителя отряда пернатых. И поэтому Бедел, когда над ним пролетел филин, бросил ему вслед палку. Раньше он не посмел бы это сделать.

Овцы, разбившись на два потока, подобно расчесанной надвое бороде, начали спускаться вниз. Бедел поспешил к дому, поглядывая на олененка, счастливо улыбаясь. Детеныш косули с каждым взглядом казался ему красивее.

Керез в развевающемся на ветру красном платье вышла навстречу отаре. Бедел торопливо устремился к ней — спешил вручить свой подарок.

Приблизившись к Керез, он начал быстро лопотать, пытаясь выговорить — ты не знаешь, что я тебе несу. Керез не поняла сразу и посмотрела вопросительно. Тогда Бедел поднял олененка над головой. Девушка увидела и закричала радостно:

— Ой, ой, детеныш косули! — Подбежав к Беделу, выхватила малыша из его рук и, жалея, нежно прижала к груди. Олененок испуганно зажмурил глаза и спрятал голову под мышкой у девушки. Заслышав лай собаки, в страхе прижимал уши, и все его тельце едва заметно дрожало.

Керез любовалась подарком. Красноватый пятнистый олененок расположился на ее руке, сложив свои длинные ножки с острыми черными раздвоенными копытцами. Длинные уши настороженно вздрагивают, подхватывая каждый звук. Черные большие глаза смотрят грустно и жалобно, будто малыш упрашивает отпустить его.

Буюркан меж тем встречала стадо.

— Эй, останови! Придержи немного! Запарившихся не пускай сразу к воде! Кумайык, эй! Куда подевался, всегда ведь встречал овец? О, чтоб тебя побило! — где ты, когда нужен, вечно пропадаешь! Встречай отару! — Тут наконец прибежал огромный волкодав Кумайык, повернул передних овец. — Вот так и делал бы, чтоб тебя побило, всегда бы так помогал, — закончила Буюркан, довольная собакой. Бедел уже привык к жестам Буюркан, понимал их значение — тут же, как ветер, подлетел, тоже начал загонять овец. Сейчас он был доволен, душа на месте. Ему понравилось, что Керез унесла детеныша косули.