Николай Яккола - Водораздел

— …и вдруг на пороге появился руочи. «Руки вверх!» — говорит… Онтто как раз поле пахал… — рассказывал Крикку-Карппа. — Евкениэ побежала за Онтто. Тот бросился домой, прибежал, схватил безмен и запустил в руочи безменом. Да промахнулся…

— Жаль, — заметил Поавила.

— Онтто с постояльцем скрылись в лесу. Хоронились они в одной сторожке. Но руочи однажды ночью пришли, взяли их и обоих расстреляли.

— Обоих?

— Да. Онтто тоже.

— А еще соплеменниками называются.

— Кто-то из деревенских указал им дорогу к той сторожке. Только кто, Евкениэ не знает.

— Да, и в лесу не укроешься, — нахмурился Поавила. — И соседям нельзя доверять. Дожили. — Помолчав, он снова заговорил: — И чего они там, в Кеми, канитель тянут? Теппана тоже: ушел — и с концам. Как в воду канул…

Тут их разговор оборвался: на пороге появился финский фельдфебель, долговязый парень лет двадцати с несоразмерно маленькой головой на длинной шее. Хуоти слышал, что солдаты называли его Остедтом. Фельдфебель был из финских шведов.

Остедт держал в руках солдатский котелок.

— Не найдется ли у вас м-м-молока? — заикаясь, обратился он к Доариэ.

— Корова не доит, — буркнула Доариэ и, схватив веник, начала подметать пол.

Поавила удивленно взглянул на жену. Он никогда не слышал, чтобы Доариэ говорила таким грубым тоном.

— Да-д-д-д-да я заплачу, — сказал фельдфебель.

— Своим детям не хватает, — не поднимая головы, ответила Доариэ. — Иди к Оксениэ, у них коров много…

— Благодарю, — язвительно сказал Остедт и направился к двери. На пороге он остановился и, обернувшись к мужикам, обратился к ним подчеркнуто официально: — В школе будет собрание. П-п-приходите.

— Жди, придем, — буркнул ему вслед Поавила.

— Молока им еще… — ворчала Доариэ, сердито выметая сор к порогу, за которым только что исчез фельдфебель. — Весной все сено забрали, а теперь…

Пулька-Поавила и Крикку-Карппа не пошли на собрание. Зато Хилиппа, который после появления в деревне белофинского гарнизона вновь загорелся идеей освобождения Карелии, пришел одним из первых. На собрании речь шла о создании в деревне местного отряда шюцкора. Увидев Хуоти, Хилиппа стал уговаривать его:

— Чего ты боишься? Ты же молодой. Вступай. Дадут тебе шапку, как у Ханнеса, винтовку. Хоть на охоту ходи…

Хилиппа раньше всегда разговаривал с Хуоти с какой-то издевкой, грубо. А тут ишь как сладко запел! Хуоти ничего не ответил, только искоса взглянул на Хилиппу и пошел к другим парням.

Ханнес тоже начал его уговаривать:

— Давай, Хуоти, вступим.

— Вступай, коли есть охота. Кто тебе мешает? — ответил Хуоти и отвернулся.

В углу классной комнаты несколько солдат экспедиции играли в карты. Ханнес подошел к ним и стал наблюдать за игрой.

— Как зовут вон ту красотку? — спросил у него молодой капрал, показав на Наталию, которая вместе с другими девушками пришла из любопытства в школу и робко жалась к дверям.

— Наталия, — ответил Ханнес и что-то шепнул капралу на ухо.

— Сун флирум, сун флирум, — запел капрал и, бросив окурок на пол, ударил картой по столу. — Была дамочка ваша — будет наша!

— А мы вам в пику дадим, в пику.

— А ту беленькую? — спросил капрал у Ханнеса.

— Иро, — ответил Ханнес, но ничего не добавил.

Из учительской, где теперь жил Остедт, послышались звуки граммофона. Хуоти вспомнил, как он мальчишкой бегал вместе с другими ребятами слушать игру этого удивительного ящика с трубой, который учитель привез с собой из Архангельска. Но теперь он не мог слушать, как играет граммофон, и направился к выходу. Проходя мимо Иро, он легонько дернул ее за рукав. Но Иро не пошла за ним. Уже выйдя на улицу, Хуоти услышал, как финны начали приставать к девушкам, уговаривая их остаться с ними на танцы. Девушки прыскали, потом стали разбегаться.

— Хуоти, подожди.

Услышав голос Иро, Хуоти остановился.

Мимо пробежала Наталия. Она как-то странно посмотрела на Хуоти и пошла одна мимо часовни к дому Хилиппы.

Иро и Хуоти шли медленно, иногда касаясь друг друга локтями, и тогда Иро искоса поглядывала на Хуоти и улыбалась. У избы Иро они остановились и долго стояли возле стены, взявшись за руки. Хуоти рассказывал, как убили Онтто.

— Фу, теперь всю ночь не буду спать, — сказала Иро, передернув плечами.

Солнце уже садилось, но в избе Хёкки-Хуотари еще не спали. Паро видела, что дочь с кем-то стоит у стены. Она почему-то решила, что Иро любезничает с каким-нибудь финном из экспедиции, и сердито крикнула в окно, чтобы Иро немедленно шла спать.

— Сейчас! — оглянулась Иро на окно. Потом крепко сжала руку Хуоти и, потупившись, прошептала: — Я оставлю дверь открытой…

Иро шмыгнула в сени и громко закрыла двери на крюк. Потом осторожно подняла его. Хуоти все слышал, и какой-то незнакомый до сих пор трепет охватил его. Во власти этого странного чувства он без цели побрел куда-то. Пурпурно-красное солнце уже наполовину скрылось за кромкой леса, его отсвет горел багрянцем на глади озера. Хуоти долго стоял на крутом берегу, прислонившись к прогнившей изгороди, и любовался тихо переливающимся озером. На озере не было ни одной лодки, и вокруг стояла глубокая тишина, изредка нарушаемая осторожным позвякиванием колокольчика, доносившимся с загонов, где ночевали коровы. Даже не верилось, что в деревне враги. Наконец, очнувшись от раздумий, Хуоти, озираясь, пошел к избе Хёкки-Хуотари. В пьексах с мягкой подошвой он ступал неслышно, словно в носках. Подкрался к сеням и, тихо открыв дверь, затаил дыхание. Убедившись, что в избе спят, на цыпочках подкрался к горенке и осторожно приоткрыл дверь. В нос ударил острый запах соленой рыбы, развешенных под потолком сетей и затхлой одежды. На маленьком окошке стоял горшок с каким-то цветком. На спинке стула рядом с низкой деревянной кроватью висело платье Иро. Сама она лежала в постели. Увидев Хуоти, Иро спрятала голову под одеяло. Хуоти присел на край кровати и потянул за одеяло, но Иро крепко держала его. Она еще некоторое время лежала, накрывшись с головой, потом, наконец, выглянула из-под одеяла.

— Фу, чуть не задохнулась, — прерывисто дыша, сказала она.

Хуоти как завороженный смотрел на обнаженные плечи Иро, по которым рассыпались ее светлые волосы, на ее лицо с ямочками на щеках… В мягком полумраке горенки Иро казалась такой красивой…

— Хуоти, — услышал он, словно сквозь сон, ее томный шепот.

— Что?

— Что, что… — передразнила Иро и вдруг, обняв его, притянула к себе и прильнула к его губам долгим поцелуем. Она горячо целовала его, иногда откидывая спадающие на глаза волосы и приговаривая: «Леший ты мой милый! Кабы всегда было так хорошо!» — и снова ее руки обвивались вокруг его шеи, горячие влажные губы смыкались с его губами и странное возбуждение горячей волной передавалось через них от сердца к сердцу…