Геннадий Машкин - Открытие

Женя тоже съел поз. Терпкая мясная начинка, пропитанная чесноком и перцем, обожгла рот. Женя запил эту стряпню чаем и взял с тарелки еще один мясной вареник, как звал про себя позы.

— Выкусно? — спросил Ваня.

— Очень, — ответил Гарька, — надо же, никогда таких не ел... Вроде пельменей, только лучше.

— Ваня у меня мастер, — сказала Феня, улыбчиво огладывая хозяина. — Раньше и я хорошо готовила, когда у Бандуреевых работала, а потом все отрезало, когда братка пропал...

— Мы знаем отлично, тетя Феня, что вы прикидывались помешанной не от хорошей жизни, — воспользовался паузой Гарька, — но почему вы не отдали план жилы по прямому назначению, геологам?

Феня опустила глаза на блюдце с чаем.

А Ваня отставил свой чай, настороженно следя за выражением Фениного лица. А лицо ее покрылось крапивными пятнами.

— Не отдала, и все! — вскрикнула Феня, и в глазах ее уловах как бы заблестели рыбки. — Человек нужен был, а не геолог!

— Тетя Феня, — сказал Гарька, — если бы вы не дожидались, а сразу отдали план обыкновенному человеку, брат ваш живой был бы сейчас!

Феня застыла с полуоткрытым ртом, и туда покатились градины из глаз.

— И сейчас я бы советовал вам рассказать, почему вы не отдали план Куликову! — не унимался Гарька. — Это может обернуться в пользу Игоря!..

Но тут Ваня побагровел, кинулся к портьерам и откинул их с прохода.

— Не надо больше! Не зынаем ничего, не надо никого! Мир и покой надо, кушай, спи надо, витамины расти...

Гарька пытался протестовать, но Женя подтолкнул его в прихожую.

— Евгений Ильич!

Ваня догнал их на крыльце, сунул ему теплый слиток и скрылся за дверью.

— Парнишке Андырейке подарок передай, — раздался из сеней голос Вани. — Вкусный витамин!

Женя растерянно протянул Гарьке Ванин подарок: на ладони лежал полновесный спелый апельсин.

— Н-да,— поежился Гарька, — отделались витамином...

— Хорошо, кочергой не проводили, — возразил Женя, пряча апельсин в теплый карман.

— Не привыкать, — отозвался Гарька, — не первый раз за убеждения схватывать...

— И часто влетало? — улыбнулся Женя.

— Было не раз, — покривился Гарька, обнажая сломанные резцы, — в нашем дворе меня переросток один преследовал, по кличке Свищ, в школе «Колючку» выпускал — неприятностей нажил больше, чем надо, а сегодня от одного геолуха схлопотал!

— Я думал, ты специально сольцой все посыпаешь, для своей цели, — забормотал Женя, — литературной.

— Пока наше расследование не закончилось — никаких разговоров не может быть об этом, — отозвался Гарька.

— А потом?

— Жизнь покажет!

— Ну, а что про дело теперь будем думать?

— Ты пока можешь поуспокоиться до завтра.

— А ты?

— А я соображу что-нибудь за ночь!

Гарька бодро вскинул руку в прощальном жесте и зачапал вниз по сверкающей ленте главной улицы. Он шагал ровно, только надломленный козырек вздрагивал и дергался, точно ему передавалось состояние хозяина.

«Поуспокоиться? — подумал Женя и повернул к своему дому. — Как бы не так!» Он двинулся вверх, но не ощутил легкости в теле, какая бывала после удачных маршрутов. И тогда окончательно понял, что остался с тем же сомнением в душе.

Он стал размышлять о том, как выматывает человека следственная работа, как она опустошает его, — не хуже геологического маршрута с двумя хорошими гольцами на пути. И как геологи пропускают на своих линиях месторождения, так ошибаются, видно, и следователи. И Гарькины версии не такими уж фантастичными могут оказаться.

«Но пока не подтвердилось ничего, — сказал он сам себе. — Может быть, отойти в сторонку, не путаться под ногами юристов?»

Он стряхнул с воротника снежную муку и потащился дальше по ледяным наростам дороги. Уже показались окна их дома с длинными высветами в сугробах, а определенности не наступало. Ключик сомнения бил и бил, охлаждая голову под теплой беличьей шапкой. И по мере того как Женя подходил к своему дому, ему все больше и больше стало казаться, что Игорь в самом деле чего-то утаил в исповеди, а мать что-то не говорит про него, а Феня не хочет сболтнуть лишнего, и все это — происки Куликова.

«И самому недолго сойти с ума! — подумал Женя с тоской. — С кем поведешься, от того и наберешься!»

И Женя понял, что надо с кем-то еще посоветоваться. «Чтобы выработать определенность, — подумал он, приваливаясь к дверному косяку сеней. — Но с кем поговорить?»

Ни к Слону, ни к Борису Петровичу идти не хотелось. Заранее знал, что они скажут: «Ты, Женька, мастер на чужие идеи поддаваться! Хипиш поднял насчет золота в сланцах, а где оно оказалось?!»

Женя покосился на свое окно. В светлом прямоугольничке шевельнулась легкая фигура Лилии Ивановны. «С ней поговорить? — рванулась ласточкой мысль и тут же камнем упала в льдистый сумрак. — С Лилией-то Ивановной!..»

Женя продолжал стоять на крыльце, несмотря на холод. В какой уже раз он вспоминал историю своей женитьбы.

Лилия Ивановна приехала на север из Ростова-на-Дону. Ей хотелось забиться подальше от тех мест, где постигла ее первая неудачная любовь. Но и на маленьком прииске под названием Ледовый распускалась весной черемуха, а в местном клубе играла радиола и собиралась приисковая молодежь. И Лилия Ивановна не устояла — пошла на танцы, оставив своего Андрейку с хозяйкой квартиры тетей Марфушей.

А Женя спустился с верховьев Шаманки на Ледовый за продуктами. Он был в броднях, еще неизорванной энцефалитке и при русой бородке. Щелкнув скатанными раструбами бродней, он пригласил Лилию Ивановну на танго. Она сделала неуверенный шаг ему навстречу, хотя только что отказала приисковому кавалеру.

Под хриплые звуки радиолы и удивленные взгляды приисковых парней они станцевали несколько танцев. И тут Лилия Ивановна словно опомнилась. Прикусив губу, она замотала головой, когда Женя пригласил ее на следующий вальс. И заспешила к выходу.

Женя догнал ее на улице и попытался набиться в гости. Но она остановила его на пороге: «У меня сыну два года, Евгений... Едва ли тебе будет с нами интересно... До свидания!»

Но Женя не мог забыть свое знакомство и в следующую субботу снова пошел на Ледовый за хлебом. По пути настрелял рябчиков и принес их Лилии Ивановне. Сам приготовил жаркое из этих рябчиков и накормил кудрявого, глазастого Андрейку. А после ужина рассказывал Лилии Ивановне о тайге, холоде, диких зверях, стараясь напустить туману и приукрасить все в романтическом духе.

Лилия Ивановна слушала его с милой усмешкой, а когда Женя иссяк, сказала: «А мне о тайге и о золоте в прошлом году другой геолог рассказывал иначе, по-серьезному и без хвастовства...»

«Какой это другой геолог?» — сощурился Женя, ощутив укольчики в области сердца.