Геннадий Машкин - Открытие

— Не переживай, Борис, — посоветовал Талаталов. — Голод, он полезен, как пишут теперь ученые... По себе знаю... Как попощусь, молодым себя чувствую.

— Мне этот голод поперек горла, — застонал Рытвин под согласный поскрип раскладушки. — Сам я все перенесу... Но план-то горит! Какой может быть выходной в ясный день?! О-о-ох!

— Вызывай срочный вертолет с продуктами, — предложил Талаталов.

— Вы меня совсем хотите в гроб уложить! — слабо вскинулся Рытвин. — Может, завхоз просто пьянствует в деревне, а я сам на ЧП напрошусь! Потом на все управление слава!.. О-о-ой!

Стон Рытвина непочтительно оборвали таборные собаки хоровым лаем. В прорез палаточного входа было видно, как собаки пестрой стайкой кинулись к опушке, точно зачуяли зверя.

Но из чащобы выдрались люди в рваной спецовке, с топорами в руках. Они еле волочили ноги.

— Какой-то отрядишко, как видно, заплутался! — определил Талаталов и выскочил навстречу оборванным людям. — Похоже, натуральное кораблекрушение!

Зачуяв неладное, с берега тоже заспешили к странным оборвышам. Окружили пришельцев, обменялись приветствиями и через минуту знали, что стряслось с парнями из соседнего геологического отряда. Сплавляясь по Горбушихе на плоту, наскочили на порог и утопили продукты, провиант, приборы.

— Неделю рубимся от самого порога, — объяснил, как видно, старший с исхудалым лицом под козырьком форменной фуражки с молоточками. — Без крошки хлеба...

— И у нас нелепая штуковина вышла, коллеги, — взволнованно заговорил Вася, теребя бороду. — Как назло, завхоз с ключами от продсклада уплыл на единственной моторке и как в воду канул...

Громкий всхлип подтвердил Васины слова. Милка закрыла бледное лицо ладошками, скрючилась от мучительных рыданий и помчалась в свою палатку, не разбирая тропы.

— Завхоз ее муж, — объяснил Талаталов. Он взял старшего под руку и легко повел его к штабной десятиместке. — Ну ничего... Сейчас мы все образуем. Убедим нашего начальника. Не камень же он у нас. Просто приболел. Болезнь такая редкая — с голодухи не выговоришь. Но понять-то должен товарищей по несчастью. Склад-то вот он... Наши продукты, не американские!

— О-о-ох! — простонал в ответ Рытвин, и стон, усиленный пустой палаткой, заставил всех замереть у входа. — Что склад без завхоза?

— Борис Эдмундыч, — обратился Талаталов, покручивая пуговицу на кителе. — Ребята вот падают с голоду.

— Соседи мы ваши, — выступил вперед старший. — Все утонуло в Дивном пороге. Если можно, хоть что-нибудь поесть... Взаимообразно...

— Сами на подсосе, извините, товарищи, — отрешенно ответил Рытвин. — Рацию можем предоставить. Ждите вечернего сеанса.

— Да это же только завтра вертолет, — воскликнул Вася. — И то при условии погоды!

— Рация рацией, — заметил Талаталов. — А мы будем придумывать свой способ.

Он поманил Васю из палатки, кивнул на склад и сказал:

— Надо сбивать замок.

— Что ты, Петрович, кто решится?

— Эти замки открываются от сильной встряски.

— Кто же будет встряхивать?

— Коллективно!

— Как это, Петрович?

— Собирай всех стрелков!

— А-а-а! Если откроется замок, никто конкретно... Понял!

Вася догадливо похлопал себя по лбу, мотнул рыжей шевелюрой и быстро обежал круг своих коллег, которые почти все имели оружие. Геологи и несколько горных рабочих быстро сбегали в свои палатки, захватили наганы, карабины и ружья. Заряжая их на ходу, добровольцы с ухмылками выстраивались подле Талаталова, в десятке шагов от могучего замка на двери с коваными скобами, прошитыми анкерными болтами.

— Приготовьсь! — скомандовал Талаталов.

Стрелки вскинули оружие, целясь в замок.

Собаки, зачуяв неладное, кинулись подальше от склада. Пришельцы следили за хозяевами с голодной отрешенностью.

Вдруг из-за их спин, из глубины палатки, раздался вопль, и сам Рытвин выскочил из полутьмы на солнце. Одна лямка его желтой майки спала с плеча, трусы непомерной величины запузырили на ходу, но прыткость начальника поразила всех. В несколько прыжков Рытвин достиг двери склада, распялся на ней, как Христос, и заголосил:

— Это что за самоуправство? Здесь еще есть материально ответственные! Подотчет на тысячи рублей! Анархию мне устроить! Чтоб не расхлебался до конца своих дней! Да я вас всех в тюрягу! Разгоню — новых наберу! По статье! А зачинщиков под суд!

Рытвин задохнулся, но явно не от слабости, а от бурного выхлеста чувств. И в наступившей тишине выстрелом прозвучал спокойный голос Васи:

— Вот и вся болезнь!

— Прошла твоя клептомания, Борис Эдмундыч? — поинтересовался Талаталов и огорчительно сплюнул. — Совсем ведь простое леченье, а я — чахохбили!

— Товарищи, уймитесь! — раздался голос старшего. — Мы дойдем так до деревни. Не представляли, что у вас такие сложности... Мы сейчас дальше... Только оставим у вас вот эти камушки, сдается — в них что-то есть, так нам показалось. Нести дальше тяжело. И так перли от самого порога.

Старший потянул за лямки свой рюкзак, раскрыл его и вывалил на траву куски породы, на которых будто бы запеклись капли крови. По трещинкам густели алые натеки, кроваво-красные прожилки густо просекали массивные образцы.

— Киноварь! — вскрикнул Рытвин, опустился на колени перед камнями и стал перещупывать их, точно слепец. — Какая насыщенная минерализация!

— Черт побери, — пробормотал Вася, — рудопроявление с неба!

— Из тайги, — поправил старший, — ниже Дивного порога в трехстах метрах прямо в обрыве краснеет. Мы и решили прихватить несколько камешков.

— Правильно решили, хлопцы! — воскликнул Талаталов. — Никуда мы вас не отпустим! Раскурочим замок и накормим до отвала! — Он засунул пальцы в рот и Молодецки свистнул: — А ну, стрелки, на линию огня!

Но стрелки на этот раз не торопились. Озираясь на Рытвина, они прятались друг за друга. Наконец начальник почуял на себе взгляды своих и гостей. Он вдруг выронил самый большой образец, мученически сморщил лицо и схватился за живот. Потом вскочил, выдавил виноватую улыбку и рысцой направился к тропинке, которая вела в дальние кусты.

— Наконец-то человеческая болезнь объявилась у нашего Бори, — объяснил Талаталов и скомандовал: — Становись в цепь, громодяне!

Стрелки зашевелились, выстраиваясь вновь перед складом. И тут по табору разнесся женский крик:

— Едет! Сеня! Родной!

Милка выскочила из своей двухместной палаточки и побежала к берегу, теряя на кусты косынку, фартук и простенький браслет.

«Дук-дук-дук...» — донеслось с реки задорное пение «Вихря». И вот из-за зеленого клина ближнего мыса вырулила знакомая синяя «Казанка». На корме затаился рулевой в тельняшке. Он словно боялся сглазить свой мотор, не поднимал высоко головы, пока не уткнулся в берег против табора.