Геннадий Машкин - Открытие

— Недолет! — простонал утопающий.

Я и сам видел, что ружье шлепнулось далеко перед Василием — даже капли не долетели до Чирка. «Ничего, время еще есть, спокойней и отстраненней!»

Я подтащил ружье, взялся за скользкий ствол и швырнул посильнее.

— Перелет! — вырвался крик у Василия.

— Пристреляемся, — пробормотал я, — попадем, минутку терпения, Чирочек!

Ружье мое забилось грязью. Пришлось встряхнуть его, оттереть и тогда уж я прицелился как следует. И на этот раз метнул свой снаряд плавно, как спиннинговый настрой, как бы отрывая от себя часть, но продолжая руководить ружьем в полете.

И оно шлепнулось прямо перед бледным ликом Василия. Веер грязи хлестнул в глаза утопающего, но Чирок мгновенно перехватил и выдохнул:

— Тяни!

Но я сообразил, что надо сдернуть Василия с мертвой точки, а тут необходимо значительное усилие. И я быстро замотал свободные кольца лески вокруг двух рожек на лиственнице. Леска натянулась. Теперь по закону физики навалиться на ближнее колено рычага, и момент усилия преодолеет страшную инерцию трясины.

Так и случилось. Стоило мне поднажать, как леска поддалась, коснулась болота, и Василий закричал:

— Поехал!

Я и сам почувствовал, как чаруса с неохотой, но отпускает Чирка. А он уже стал командовать, чтобы я не переусердствовал, не рванул спасительную леску и не порвал ее. Его деловитости в такой обстановке можно было позавидовать. Василий успел захватить за ремень свое ружье, и оно стало ощутимым тормозом.

— Брось свое ружье! — заорал я благим матом.

— Такое ружье? — откричался Василий, выплевывая болотную грязь. — Тащи помаленьку!

— Чертов куркуль!

— Какой-такой куль?

— Куль дурости!

— Дурость веса не имеет, можно сказать.

— Твоя тяжелей свинца!

— Тащишь же...

— Утопить тебя мало с твоим лабазом!

— Мы еще найдем тот лабаз, Иваныч!

— Я тебе покажу лабаз, широколобка! Хочешь подвести буровую под монастырь?

— Навести на Улачин захорон!

— Самому будет захорон, чудак!

— А что... и найду... мне очень надо найти!

— Будешь сидеть на буровой как миленький!

— Если буду сидеть, миленьким не быть мне!

— Что? Что ты там мелешь? Уф...

За перепалкой мы незаметно сближались. Василий уже помогал мне толчками ног. Когда леска наполовину была скручена, он встал и побрел ко мне. Грязные потоки сползали с моего Чирка, падали дробинами в болото, и кладоискатель уже щерил зубы в улыбке.

— Не леска — канат у тебя, Иваныч!

— Давай сюда, Чирок, сухой взлобок! Костер разводить надо, можешь пневмонию схлопотать.

— Чай пить надо, — согласился Василий.

Без лишних разговоров мы принялись обдирать лиственницу, складывая шалашиком на сухом гребешке кусочки коры, клочки лишайника и сучки. Я поджег скудный наш выклад, а Василий походил по болоту, принес охапку сырых веток и уложил все на огонь. Дым пополз по болоту, цепляясь за редколесье, разгоняя гнус и застя краснеющее солнце. А Василий, не обращая внимания на едкий смог, набрал из чистой ямки воды в котелок и устроил его на костер. Я споро открывал банки, нарезал хлеб и косился на кровавый проблеск чарусы, отражавшей солнце. Василий же бросал долгие взгляды на островок, который, кажется, затягивал само солнце.

— Все, браток, сидеть тебе как миленькому в балке и не рыпаться, — повторил я.

— А я тебе говорю — никаким миленьким не быть мне тогда! — нажал на голосишко Василий.

— Чего ты прикапываешься к слову, Чирок, — возмутился я. — Не играй в отсталого туземца! Русский знаешь не хуже меня!

— С детства знаю, можно сказать, — согласился Василий и устремил вдаль щуристый взгляд. — Наша Таньша-то урожденная Соколова, русачка, золотистая головка и коноплюшки на носу. — Мой Чирок порылся за пазухой, достал пакетик в целлофановом мешочке и благоговейно извлек из паспортной книжечки фотокарточку. — Наша Таньша! Не раскисла фотка!

На фото улыбалась девчонка с вскинутым подбородком, шальными локонами из-под капюшона кухлянки и рассеянными зернышками веснушек.

— Как в вашей семье оказалась эта красавица? Из детдома?!

— Какого детдома, — отмахнулся Василий. — Семьища у ее отца была девять голов! Сам Соколов трудяга, да жена у него померла от последних родов — вот он и поклонился соседям по нашему поселку, покормите хоть трех-четырех меньших, товарищи. Ну разобрали детишек те, у кого достаток был. У нас в семье Таньша осела. Да так ей понравилось у нас, что и не хочет возвращаться к родным. Охотничает сейчас, тоже рыбачит да с оленями возится. А я хочу подняться над олешками, не хуже чтоб других, с главным делом сродниться, и тогда уж Таньша пусть ахает: обо мне сюдбабц [9] Сюдбабц ( ненецк .) — сказочная песня. запоется!

Он рассказывал, как хочет поразить приемную сестру разными подвигами, где находка ценного лабаза занимала видное место, а еще важнее было бы отличное ружье, изготовленное на основе старинной фузеи.

— Да вот беда — чуть сам не ушел к Улаче, можно сказать, — обескураженно докончил Василий. — Спасибо тебе, Иваныч.

— Это моей Лельке спасибо, — отозвался я, учащенно мигая, хотя костер разгорелся и дым тянуло в другую сторону. — Она мне подарила на прощанье катушку. Сама поехала на практику в Ленскую экспедицию.

— Выходит, мы оба вдали от них, — затянул Василий, — а они вроде как с нами...

— Это они нам оттуда концы шлют, Чирок, крепкие неощутимые канаты, чтоб мы тверже стояли в этих болотах!

— Выходит, надо их такую поддержку все-таки оправдать, Иваныч, фузею бы добыть, и я бы сам такое ружьецо сделал Таньше... На загляденье б!

— Не будем мелочиться, Чирок... Их нитка, они должны помочь нам в главном, понимаешь.

— Две нитки, можно тогда сказать.

— Вот именно, Чирочек, это важнее какого-то клада. И мы будем подплетать к ним другие крепкие снасти...

Вода забулькала в котелке, зашипела на жарких углях, а мы продолжали наш душевный разговор. Отлетело вместе с дымом утреннее завистливое наваждение. Мы сошлись с Василием на том, что в нас еще много от мелких старателей, которых питает призрачная надежда на счастливый случай. И это недостойно буровика, работающего по инженерным законам. Даже приносит вред нашему большому, напряженному, глубинному делу. А если это дело мы доведем до конца, над болотами ударит горючий фонтан, к которому притянутся взгляды многих-многих.

— Таньша тогда поймет, что я не ветра в поле ищу, как она считает! — заметил Василий и захрустел пачкой чая. — А то и верит, и не верит...

— Мы их подтянем к себе лесочкой помощнее, — кивнул я на белые кольца под ногами. — Скруточкой во много ниток!

— Можно сказать, уже маленькое открытие сделали мы с тобой, Иваныч, — блеснув лезвием глаз, сообщил Василий, снял котелок и осторожно налил припахивающий мхом напиток в кружки. — Нужное для начала, да?