Владилен Леонтьев - В Чукотском море

А вот в поселках, расположенных севернее Колючинской губы, есть и другая мера защиты от умки…

Прошла пурга, установилась хорошая погода. Уже сутки Рилютегин на охоте. Ночь была лунная, безветренная. На небе колыхалось яркое сияние. С моря доносился грохот сталкивающихся ледяных полей, шуршание дрейфующего льда возле кромки припая.

На рассвете, как только начал белеть восток, Рилютегин перебрался на дрейфующий лед. Лед выравнивал извилины кромки припая, оставшиеся после пурги, громоздил торосы. Местами встречались ровные ледяные поля. Было много свежих полыней, еще не успевших покрыться тонким ледком.

Подходя к разводью, Рилютегин спугнул несколько нерп, которые с плеском скрылись в воде. Охотник соорудил из плоских льдинок укрытие и сел ждать нерпу.

Ему посчастливилось. Три выстрела — три нерпы.

«Путь далекий, волочить будет трудно, — рассудил охотник, — а лишнее убивать — кто знает, какая погода будет завтра. Может быть, ветром и течением разворотит кромку припая, тогда пропадет и добыча, а зачем напрасно губить зверя. Надо возвращаться».

Ослабевшее течение и замедленный ход льда предвещали перемену погоды. Рилютегин заторопился.

Вторая ночь застала его на обратном пути на припае. Луна скрылась за облаками, стало темно, потянул неугодный охотникам северо-западный ветер — керальгин.

«Хорошо, что я на припае, — думал Рилютегин. — Сейчас едва ли выбрался бы на кромку, лед, наверно, отошел».

Начала мести поземка. Рилютегин шел не отдыхая. Выручала тропка, проложенная им в прошлый раз.

«Как бы такая погода не заставила умку брести за мной по следу, — размышлял охотник. — Заметить трудно, надо как-то обезопасить себя».

Рилютегин остановился, снял с плеч охотничьи снасти, вынул из чехла винтовку и распустил длинный ремень акына, привязав деревяшку к лямкам на спине.

«Теперь у меня есть «глаза» и сзади».

Длинный ремень, извиваясь, волочился за охотником. Тяжелая добыча давала себя знать. От пота намокла нижняя кухлянка, волосы, брови и реденькие усики покрылись инеем. Охотник не ощущал обжигающего морозного ветра. Мучила жажда. Усталыми шагами Рилютегин упорно брел вперед. До стойбища было уже недалеко. Неожиданно охотник почувствовал сначала слабый рывок, а затем кто-то сильно дернул его за ремень акына.

«Умка!» — мелькнуло в голове.

Долго бродил умка по льду, но как назло ничего ему не попадалось. Пробовал поймать песца, но тот, ловко петляя в торосах, уходил от него. После этого его спутники песцы стали держаться подальше. Их тоже мучил голод, и они страстно желали, чтобы медведю что-нибудь попалось. Тогда он станет добрее, и песцам кое-что перепадет.

Была уже ночь. Умка бесшумно, как тень, взобрался на торос и стал водить носом против ветра. Долго стоял умка, подняв голову и мотая ею из стороны в сторону. Вдруг его черный нос застыл без движения, ноздри широко раздулись: он уловил, запах свежей нерпичьей крови и еще чего-то незнакомого. Запах щекотал нос, возбуждал аппетит.

Спустился умка с тороса и пошел против ветра на запах. Нос его уже не вертелся из стороны в сторону, он вел медведя, как стрелка компаса. Неожиданно путь преградило узкое разводье. Запах слышался с той стороны. Не хотелось купаться умке, обошел он разводье кругом и побрел у самой воды по другой стороне, стараясь снова поймать аппетитный запах. На этот раз он держал свой нос низко, почти касаясь снега. Вдруг нос уткнулся в свежий кровавый след, который черной полосой выходил из воды и вел в сторону от разводья. Медведь с жадностью стал грызть кровавый снег, но это только раздразнило его, и он, легко труся, побежал по следу. Недалеко от разводья он обнаружил в снегу три небольшие ямки. Это охотник закапывал туши нерп в рыхлый снег, чтобы их не прихватило морозом. Здесь сходилось еще два кровавых следа, которые дальше объединились в одну дорожку.

Умка, хватая на ходу куски снега с кровью, быстро пошел по следу. След оборвался у широкой полосы воды. Умка плюхнулся в воду и поплыл. Но на припае следов не оказалось: ветром лед отнесло. Инстинктивно умка двинулся против течения по краю припая. Вот и след. Медведь направился в сторону берега. Ветер дул сбоку. Нос умки уже больше не отрывался от снега. След петлял среди торосов, изредка пробегал по ровному месту. Теперь умку уже ничто не могло сбить со следа. Он бесшумно мчался вперед. Вдруг нос коснулся незнакомого длинного предмета, в котором вместе с новыми запахами слышался слабый запах лахтака. Предмет неприятно проскользнул под передней лапой. Умка схватил конец ремня зубами и хотел разорвать в клочья, но впереди послышался шум, и он легко, едва касаясь лапами торосов, ринулся вперед. Он увидел темный контур какого-то «животного», еще ниже опустил голову и приготовился к прыжку. Вдруг что-то яркое ослепило его, больно обожгло шею и грудь, и он свалился на том месте, где только что стояло неизвестное существо. Рилютегин вовремя успел отскочить в сторону…

Оленеводы-кочевники тоже пользуются таким приемом защиты от неожиданного нападения зверя, распуская по следу аркан-чаут.

Была поздняя осень. Сильным штормом весь лед в море вздыбило и прижало к берегу. Крупные льдины терлись друг о друга, дробились. Вся эта ледяная масса становилась толще и с каждым днем все плотнее прижималась к берегу, В море подымались гигантские валы с большими белыми гребешками на верхушках.

Сильные порывы ветра подхватывали пенящиеся волны И несли миллиарды брызг, как будто ветер хотел перемешать и разнести по свету воды океана.

Все живое старалось скрыться подо льдом, в глубокий бухтах, за мысом с подветренной стороны или уходило в море на большую глубину.

Уходил от непогоды и молодой лахтак. Еще в начале шторма он искал убежища подо, льдом у берега. Но шторм усиливался, ветер крепчал, льдины поднимались на волнах, с шумом опускались вниз, стукались о морское дно, крошились.

Подо льдом стало опасно. Того и гляди придавит днищем какой-нибудь льдины. Некуда лахтаку деваться, негде искать убежища, а в море еще хуже. До самого дна взбунтовалось море. Выныривать стало труднее, сходящиеся на волнах льдины грозили придавить. Пробился кое-как лахтак сквозь плотную шугу, да так и остался на поверхности, где было все же спокойнее.

Отдыхает, сил набирается. Осень. Лахтаку не время отдыхать на льду, да необходимость заставила. Колышет его льдина на волнах. Морозом шерсть прихватило, шкура покрылась тонким налетом льда. Опять плохо: холодна Пополз неуклюже лахтак по льду, трещину ищет, но все плотно забито льдом. Пытался сквозь шугу в воду пробиться, да она крепкой коркой покрылась. Все ласты изодрал до крови, когти сорвал, крепкую шкуру об лед изранил, обессилел.