Николай Чергинец - Служба - дни и ночи (сборник)

— Может, соседи комнату сдают? Дом подходящий, — и Тростник кивнул на жилье Лобанова.

— Дом-то немалый, — со вздохом ответила хозяйка, — да вот хозяева вряд ли вам подойдут.

— Что, скандальные?

— Пьют много, потому и скандалят. Да и они семейных не возьмут. Детей своих не имеют, а чужих не любят. Живут вдвоем. Четыре комнаты. Одну занимает квартирант. Этот нравится хозяевам: вместе пьянствуют. Вчера ко мне хозяйка приходила, Лизой ее зовут. Просила денег одолжить. Говорила, что одинокого мужчину хотели бы взять на квартиру. Так что не стоит и заходить к ним. Пройдите в конец улицы. Может, там найдете что-либо подходящее.

Тростник извинился, вышел на улицу и направился в райотдел. Каменев был у себя, разговаривал с Ветровым. Увидев Тростника, прервал беседу и спросил:

— Ну как? Выяснил?

— Конечно.

И Тростник коротко рассказал о Лобанове.

Каменев задумался:

— Что делать? Допрашивать Лобанова, не выяснив, что это за тип, нельзя.

Ветров вспомнил рассказ Нади о Данае и предложил:

— Что, если сделать так, как однажды поступил Зевс?

Каменев и Тростник удивленно уставились на лейтенанта. Ветров с улыбкой продолжил:

— Только для этого кто-то из нас должен превратиться в золотой дождь.

— Ты что?.. Того? — удивился Тростник, выразительно покручивая указательным пальцем у виска.

— Ты сам того! — отпарировал Игорь. — Послушайте!

И он начал излагать свой план.

Заведующая загсом, пожилая женщина с обильной сединой в волосах, протянула Игорю Николаевичу несколько листов.

— Вот, пожалуйста! Эти бланки заполнили Бурова и Ревтовский.

Игорь достал ручку, блокнот, присел у стола. Через несколько минут он возвратил бумаги и уехал в отдел. Там его уже ждала Белявская. Ветров забежал в оружейную комнату, сунул в карман пистолет и вышел к Зине.

— Хочу, чтобы ты посмотрела сегодня на одного человека.

Зина улыбнулась:

— Симпатичный?

— Это уж как тебе покажется, как оценишь, — в тон ей ответил Игорь.

Они ехали к дому Буровой. Ветрову не давало покоя одно предположение. И вот теперь необходимо было вместе с Белявской заняться серьезным делом. Недалеко от дома, где проживала Бурова, Игорь остановил машину, начал осматриваться. Он дотронулся до руки Белявской:

— Видишь двухэтажный дом?

Зина посмотрела в ту сторону, куда показал Игорь, и увидела деревянный двухэтажный особнячок с одним входом.

— Да...

— Минут через пять заходи в этот подъезд, буду тебя там ждать.

Игорь не торопясь вылез из машины. Через несколько минут он уже разговаривал со старушкой сторожихой, и она открыла одну из комнат. Игорь взглянул в окно, удовлетворенно хмыкнул. Домик Буровой, вход в него были как на ладони. Он спустился вниз, встретил Зину и вместе с ней снова поднялся в комнату.

— Наша задача очень простая, — сказал он, — сидеть и смотреть на мужчин, которые входят и выходят из этого дома.

Зина согласно кивнула головой, села на стул, начала смотреть в окно.

Прошел час, второй. Стало смеркаться. За это время в дом Буровой вошел только один мужчина, но Зина его не опознала. Когда совсем стемнело, Ветров и Белявская вышли из своей засады. Они пешком направились в сторону милиции.

Андрей Семенович Лобанов работал на инструментальном заводе, а его жена Елизавета Михайловна — уборщицей в школе. Детей у них не было. Это обстоятельство, видимо, и наложило отпечаток на характеры супругов. С соседями они почти не вступали в контакты, особенно Андрей Семенович. Дело в том, что хозяин часто выпивал, нередко скандалил с женой. Квартиранты, как правило, у них долго не задерживались. Но вот последний жилец, видно, и не думал уходить. Это был одинокий мужчина лет тридцати, высокий, костлявый. Работал он на какой-то базе грузчиком. Григорий Казимирович Лешковский — так его звали — был замкнутым, неразговорчивым человеком. Дружбу водил только с хозяином, с которым частенько выпивал.

Однажды, когда чета Лобановых была дома, в квартиру вошел незнакомый мужчина — невысокого роста, светло-русый, на вид лет тридцати или чуть больше этого. Глядя голубыми глазами на хозяев, он спросил, не нужен ли им квартирант. О себе он сказал, что работает слесарем на тракторном заводе, в общежитии жить не хочет.

Хозяевам нежданный гость понравился, и в доме стало два квартиранта.

Новичок оказался разговорчивым, веселым человеком, знал много анекдотов, да и выпить, если приглашали, не отказывался. Правда, пил в меру. И хозяева дома, должно быть, очень удивились бы, увидев, как квартирант, придя к себе в комнату, тут же принимался есть сливочное масло и принимать какие-то таблетки.

Каменев, направляя своего сотрудника под видом квартиранта на задание, казалось, предусмотрел все. Но он не учел лишь одного: для капитана милиции Головлева, хорошего спортсмена и трезвенника, водка была сущим наказанием. Однако что поделаешь?! Приказ есть приказ, и Головлев пил, проклиная все на свете.

Через два дня он передал пустую бутылку из-под водки с отпечатками пальцев хозяина. Но на следующий день был огорчен, узнав, что следы пальцев, обнаруженных на месте происшествия, оставлены не его хозяином. Уж больно Лобанов не нравился Головлеву: пьяница, скандалист. Равнодушный ко всему, кроме собственного благополучия. Стоило этому типу выпить, как он тут же принимался ругать и свое начальство и товарищей по работе. Лобанов обижался на всех и вся. Но если человек еще отказывался и выпить с ним, то уж немедленно заносился в список врагов. Как-то Лобанов пришел с работы особенно злой. Головлев, сидя в своей комнате, слышал, как тот за рюмкой изливал душу Лешковскому.

— Понимаешь, — гремел он, — ультиматум предъявляют мне: брось пить, будет худо. А что они сделают мне? Соли на хвост насыплют, что ли? Прогулов нет. Норму выполняю. Подумаешь, выпиваю! Что я — жен их луплю? А если и влуплю по шее, так своей же!

— Не говори, Андрей Семенович, — сочувствовал Лешковский, — жизнь такая стала. Вот возьми меня. Имею среднее образование, а работаю грузчиком. Почему, спрашивается? Потому, что здесь я сам себе хозяин. Хочу — перенесу десять, хочу — двадцать ящиков. Хочу — работаю трезвым, есть желание — выпью. Что мне можно сделать? Ничего. Какой дурак на такую работу пойдет? Все в начальство метят. Ученые! У нас главное, чтобы на работу вышел. Так что бросай свой завод. Переходи к нам.

Головлев, слушая разглагольствования этих пьянчуг, вдруг уловил нечто такое, что заставило его насторожиться. Понизив голос, Лобанов начал говорить о каких-то вещах. Но сколько ни прислушивался капитан, разобрать, о чем идет речь, не мог. «Может, выйти и присоединиться к ним? — подумал он. — Нет, не стоит. Наверняка разговор прекратится». Сегодня, кроме всего прочего, перед Головлевым стояла задача: добыть бутылку из-под водки, из которой пили Лобанов и Лешковский. На ней наверняка останутся следы пальцев Лешковского. Это удалось сделать без особого труда. Опьяневшие друзья уснули прямо за столом. Головлев спокойно взял со стола пустую бутылку, поставил на ее место точно такую же, вышел из дому и неторопливой походкой направился в сторону улицы Горького. Даже опытному наблюдателю вряд ли удалось бы заметить, как Головлев передал небольшой сверток женщине возле троллейбусной остановки.