Ахмедхан Абу-Бакар - Избранное. Том 2

— Не станет, — грозно прервал ее Осман. Он прошелся взад и вперед по комнате, потом повернул к двери. На пороге обронил: — Через три дня я буду здесь. — И ушел.

…Через три дня, ночью раздался стук в дверь.

— Можно к тебе, жена? — Это был Осман.

— Входи, — откликнулась Сибхат, торопливо одеваясь.

— Я не один, — предупредил Осман. — Я с гостями.

— Ну что же, входи с гостями… — Сердце у нее заколотилось от догадки: неужели это брат и отец?

— Я их сейчас принесу, — сказал Осман.

— Кого? Гостей?!

Сибхат, ничего не понимая, прибрала постель, разожгла огонь в очаге. И тут, открыв ногой двери, Осман итолкнул в комнату человека, затем второго…

Перед Сибхат стояли связанные одним арканом, в разорванной одежде Навруз и Сапар. Она отпрянула.

— Для объяснений, — сказал, отдуваясь, Осман. — Чтобы не было потом недоговорок. И чтоб не болтали всякие глупости. — Он выпил воды из деревянной черпалки. — Знаешь, жена моя, они говорят, что не подходили к тебе ближе, чем на три шага…

— Развяжи их.

Осман рванул аркан. Сперва один, потом другой, завертевшись на месте, они свалились на пол, отползли и сели, прижавшись спинами к стене, испуганно глядя на женщину у очага. Сибхат поправила огонь в очаге, а щипцы оставила на горящих угольях.

— Ну что ж, пусть встанут.

— Сейчас, жена. — Осман за шиворот поднял «гостей». — Вы знаете, кто это? Что же вы молчите, мужчины-храбрецы?

— Это он, это Навруз подговорил меня. Я не хотел, я… — завизжал Сапар.

— Да, да, это мы ее подкараулили… — Навруз решил, что признание умилостивит разгневанного хозяина. — Да, да, это мы… у мельницы… Мы хотели попугать ее немного…

— А кто на груди моей разорвал платье? Разве не ты, Навруз? А Сапар держал меня за руки… — Едва сдерживая гнев, Сибхат машинально выхватила из очага щипцы.

Страх исказил лица «гостей». Их затравленные взгляды были прикованы к раскаленным концам длинных щипцов… Неужели эта женщина задумала их ослепить?

— Нет, лучше убейте! — прохрипел Навруз.

Сибхат невольно рассмеялась:

— Так вы решили, что я собираюсь расправиться с вами с помощью этих щипцов? Вот уж правда: каждый судит по себе. Что ж, было бы неплохо поставить на вас клеймо, как на скотине. Но это в другой раз, если станете распускать свои языки… А сейчас убирайтесь вон.

Долго потом смеялись Осман и Сибхат, вспоминая перепуганные лица Навруза и Сапара. Вот уж «герои»-мужчины…

Прошло полтора года — в заботах, в домашних хлопотах. Учеба нелегко давалась Сибхат Карчиге, в особенности теперь. Она родила близнецов, и по обычаю их назвали Гасаном и Гусейном. Пока училась жена, Осман работал грузчиком на железной дороге.

Сибхат закончила училище, и они вернулись в аул. Здесь давно уже не было ни Навруза, ни Сапара; говорили, что они перебрались на какой-то далекий хутор.

Сибхат работала в школе взрослых — ликбезе, а Османа взяли на работу в сельсовет — глашатаем. Теперь он не был застенчивым, наоборот — стал речистым и находчивым. Два раза в день он, сложив рупором руки, сообщал людям новости с высокого минарета, и за это его прозвали советским муэдзином. В десять часов утра и в шесть вечера, преодолев сто семнадцать ступенек минарета, он оповещал сельчан о предстоящих работах, о решениях сельсовета и райсовета. А иногда он включал в эти известия и разные случаи из жизни аула — и смешные, и горькие: у такого-то вчера волк зарезал любимого ишака, в честь чего хозяин сочинил горькую песню-плач; в такой-то семье, вопреки ожиданию мужа, родилась дочь и назвали ее Кис-Таман, что значит «хватит девушек»; вчера в аул прибыл бравый лудильщик и остановился у своего кунака, что живет неподалеку от крепостной башни; в сельский магазин привезли конфеты в бумажной обертке и первую даргинскую книгу стихов. Новостей бывало много, самых разных, люди привыкли к голосу Османа и в те дни, когда он не ораторствовал с минарета, шли к его сакле.

В общем, все было хорошо под небом сирагинским. Росли дети, набирались знаний в школе, даже мулла послал свою дочь учиться, о чем и возвестил глашатай Ооман. Менялась вокруг жизнь, менялись люди, перестраивались аулы, расширялись дороги, и по ним проехали первые машины. Появились первое кино, первый детектор с наушниками, первое радио — «говорящая тарелка», союз безбожников, МОПР, «ворошиловский стрелок», трудодни. Заработал — получай, не заработал — нечего руку протягивать.

Сыновья мерили отцовские папахи, надевали отцовскую обувь. Дочери заглядывали в материнские сундуки и прикидывали, идут ли им праздничные наряды. Ну что ж, очень хорошо! Надо в пекарне хлеба побольше заказывать, музыкантов надо предупредить. Осень будет щедрая, на славу! Осенью будем играть свадьбы!..

А пришла беда. Черная весть, на черных крыльях, в черной бурке, на черном коне по горам, по ущельям разнеслась во все стороны — война! Нет, не такую ожидали невесту для своих сыновей…

Проводил и Осман своих близнецов — Гасана и Гусейна, статных, крепких, смелых, но еще безусых. Через некоторое время и сам ушел — вступил добровольцем в Дагестанский кавалерийский эскадрон.

А враг подступал уж к Салатавским горам. У Моздока сражался на рельсах бронепоезд «Комсомолец Дагестана», горели нефтяные амбары на холмах Малгобека, бомбили Грозный и Махачкалу.

Горцы-старики точили кинжалы и сабли, у кузни подковывали лошадей, проверяли седла — жили, как говорится, одной ногой в стремени.

То там, то здесь, на больших дорогах появлялись вражеские лазутчики, провокаторы и диверсанты, прошедшие особые курсы в фашистских школах. Для борьбы с ними в районах и в крупных населенных пунктах создавали истребительные отряды из женщин и стариков. Таким отрядом в горах Буртау-Шурми командовала Сибхат Карчига, и Указом Президиума Верховного Совета она была одной из первых награждена Почетной грамотой и денежной премией в тысячу рублей за активную борьбу с врагами и проявленное при этом мужество и геройство.

Немецкие лазутчики и предатели не могли найти себе приют в аулах и жили в лесу, в пещерах. Небольшая группа диверсантов попала в засаду, организованную Сибхат Карчигой, и была уничтожена. Трое сдались, сложили оружие — нужно было видеть их физиономии, когда они узнали, что их одолели женщины.

Но вслед за этим успехом для Сибхат Карчиги наступила полоса неудач. Преследуя в горах Буртау-Шурми вражескую группу, она чуть сама не попала в засаду — тогда отряд потерял троих бойцов.

Вскоре Сибхат встретила двух женщин из далекого хутора, которые спустились в долину Таркама, чтоб на скошенных полях собрать колоски. По пути женщины смололи зерно на мельнице и уже с мукой возвращались домой. Но в ущелье Шинка-Шири бандиты отняли у них все.