Юрий Рытхэу - Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Я хочу, чтобы меня поняли правильно. Те слова, которые я адресую русскому языку, отнюдь не означают, что я недооцениваю свой родной чукотский язык. Но это факт, что именно путем изучения и постижения русского языка пришло новое понимание родного языка, его роли в жизни народа, в развитии культуры.

Мы начали понимать, какая это великая сила — родной язык, какие чудеса можно творить, пользуясь его богатствами, сбереженными людьми на протяжении веков. Нам стала ясна истина, что языки являются важной частью национальной самобытности, их утрата неизбежно отрицательно отражается на всем облике личности. Я говорю о русском языке с позиции человека, который гордится тем, что в наше, советское время чукотский язык получает развитие не только как язык общения, обиходного контакта между людьми чукотской национальности, но и как язык письменный, язык официальных государственных учреждений, язык новой литературы — литературы, ставшей известной широкому читателю.

Возвращаясь к разговору о русском языке, я не могу не вспомнить своих учителей, которые обладали неимоверным терпением, прививая знания, которые служат нам всю жизнь.

Не могу не вспомнить Екатерину Ивановну Покровскую, которая преподавала русский язык и литературу.

Урок литературного чтения строился так. Мы читали вслух тексты, и учительница исправляла наше произношение, ставила правильные ударения. До сих пор, перечитывая произведения, входившие в школьную хрестоматию тех лет, я как бы заново слышу голос учительницы и невольно стараюсь подражать ее интонации.

Школа наша была, пожалуй, одной из самых отдаленных в стране. Во время войны и речи не могло быть о том, чтобы обновлялся наш педагогический состав, поэтому если по какой-то причине выбывал один из учителей, то его замещал другой.

Так, мне на всю жизнь запомнились уроки литературы, которые вел в нашей школе учитель математики и физики Григорий Максимович Недовесов. Отношение к предмету у него было очень строгое. Он требовал от нас точности в языке, и его любимым занятием было ставить нам ловушки, которые есть в русском языке для людей, несерьезно относящихся к точному знанию языка.

После Григория Максимовича Недовесова литературу и русский язык нам преподавал военрук Иван Андреевич Глотов. Он запомнился тем, что увлекался сочинениями и изложениями. А пометки свои в наших тетрадях любил ставить красными чернилами. Ошибок мы делали множество, и страницы наших тетрадей выглядели порой страшно. До сих пор считаю изложение труднейшим из школьных упражнений. С одной стороны, надо суметь настолько приблизиться к оригиналу, чтобы не было сомнения в том, чье это сочинение, с другой — пересказать произведение своими словами. Изложение можно сравнить с художественным переводом только на тот же самый язык. Но для овладения языком изложение является полезнейшим упражнением, особенно для обретения свободы обращения со словом, с грамматическими формами изучаемого языка.

Так мы шли к овладению русским языком — через правила, исключения, спряжения и склонения, которые порой казались нам непроходимым лесом, настоящими джунглями. И только надежда, что за этими трудностями нас ждет сокровищница, прибавляла нам силы.

Я уже мог разговаривать по-русски, отвечать уроки на русском языке, но до внутренней свободы обращения с русским словом еще было далеко. Чувствовалась скованность, ощущение чужеродности, даже какого-то насилия над самим собой. Говорить по-русски между собой, между теми, кто недостаточно хорошо знал язык, еще можно было безо всякого стеснения. Потруднее было разговаривать с самими русскими. Язык окончательно отнимался, если рядом находился чукча, достаточно хорошо владеющий русским разговором и являющийся как бы твоим соперником.

Тогда же я открыл, что путь к свободному разговору, к свободному владению языком лежит через чтение русских книг, через погружение в самый океан языка, в его сокровенные глубины. Честно говоря, толстые книги на полках школьной библиотеки, на полках учительских квартир внушали страх не меньший, чем океанские глубины. Но все же эти тома, тесно прижавшиеся корешками, звали неизведанными глубинами мысли, новыми чувствами, новой жизнью.

Изучая другой язык, другую культуру, человек не просто обогащается новыми знаниями, не только прибавляет к своему характеру новые черты, но как бы обретает объемность, широту, способность понимать других людей не только в прямом смысле, но и в смысле проникновения в их душу и ум.

Перекрещивание и сплетение путей литературно-художественного общения — одно из самых ярких и действенных доказательств общности людей, их единства.

В загадке происхождения языка кроется интереснейшая проблема, которая тесно связана с человеческой способностью осмысливать мир и сообщать другому человеку о своих ощущениях, открытиях.

И по мере овладения русским языком во мне росло прекрасное чувство не только соприкосновения с великим языком, но чувство гораздо большее — как бы ощущение собственного продолжения в том неизведанном, что становилось понятным с каждым узнанным русским словом.

Советского человека за рубежом часто называют русским.

Со мной такое довольно часто случалось. Это было в далеких африканских странах, в Канаде, в университетских городках Западной Европы, в жарком Вьетнаме.

По дороге с юга в Ханой мы остановились возле деревушки, привлеченные необычным сборищем. Слышалась музыка, реяли флаги. Возле бамбуковых хижин были раскинуты военные палатки, а под навесом стоял покрытый кумачом стол. Праздновали новый урожай риса. Одновременно демонстрировали боевую готовность народного военного ополчения. Мы вошли в одну из палаток, где девушки готовились к выступлению — разучивали хоровые песни. Едва только они услышали русскую речь, как сразу все внимание тут же переключилось на нас. «Льен-со! Льен-со!» — послышалось вокруг. Так называют во Вьетнаме советских людей, русских людей. И первое, что нам пришлось сделать в этой военной палатке, заполненной до отказа юными девушками в военной форме, — это спеть русскую песню и прочитать русские стихи.

Сколько я видел во время путешествий склоненных над русской книгой разных голов — покрытых русыми волосами, черными прямыми, черными курчавыми, и седыми, и даже лысых, — люди изучали русский язык!

Интерес к великому языку за последние годы стал таким сильным, что приходится посылать преподавателей русского языка даже в такие далекие дали, как Эфиопия.

Русский язык звучит на самых далеких окраинах планеты — по радио, по телевидению, над полями, над лесами, над океанскими просторами, в джунглях тропиков и в космическом пространстве.