Юрий Рытхэу - Избранное. Том 2. Повести. Рассказы. Очерки

Чтение замедлялось растревоженными мыслями. Они приходили к Вэкэту каждый раз, когда он забирался в спальный мешок: это воспоминания о прожитом.

Чаще всего на память приходил интернат — большой двухэтажный дом с уютными комнатами и с большим гимнастическим залом, где с потолка свешивались кольца и толстый канат. На противоположных стенах были укреплены корзины вроде тех, с помощью которых во время осеннего хода ловили мелкую рыбешку — вэкын, только без днищ. Дощатый пол был расчерчен, и учитель физкультуры Бочкарев учил старшеклассников баскетболу.

Еще среди зимы, когда кончились зимние каникулы, в школу пришел председатель райисполкома. У него было большое конопатое лицо и маленькие глаза. Он был в парадной форме — в новом, сшитом в московском ателье костюме, в скрипучих ботинках. Нейлоновую рубашку украшал красный, связанный из нейлоновой нити, галстук. Вся грудь у председателя была в орденских планках, и ребята, которые видели председателя чаще всего замотанным, утомленным, охрипшим от крика и речей, удивились.

Будущие выпускники собрались в спортивном зале. Из классов принесли стулья, а в конце зала, где стояли обшитые дерматином деревянные кони, установили стол и покрыли красной скатертью. На скатерть поставили графин, стакан и положили несколько чистых листов бумаги.

Председатель вошел в сопровождении директора школы. Ученики дружно встали, вразнобой ответили на приветствие и шумно расселись на стульях.

Разговор шел о будущем выпускников, о том, что вовсе не обязательно сразу всем идти в высшие учебные заведения.

— Сейчас чукотское село настолько преобразилось, — усталым голосом говорил председатель, — что и здесь требуются образованные кадры. Требуются кадры и в оленеводстве. Кто здесь из оленеводов?

Вэкэт оглянулся и нерешительно поднял руку. Вместе с ним поднял руку Чавто из Канчаланской тундры.

— Вы знаете, — продолжал председатель, стараясь говорить просто и ясно, — тяжело сейчас оленному пастуху. Стада выросли, удлинились маршруты кочевок, а народу в тундре все меньше и меньше. Кто сейчас пасет оленьи стада? Люди, которым мною за пятьдесят, то есть которым по возрасту и трудности работы пора идти на пенсию… И вот еще что… Мы могли бы дать в оленеводческие стада мощные вездеходы, современные радиостанции, технику, но без знаний пастухам эту технику не осилить. Даже те, кто окончил семилетку, едва ли смогут справиться с новыми механизмами. Я обращаюсь к вам, ребята. Идите после школы в тундру на смену своим отцам. Олени и тундра, ваша родная земля, ждут вас, образованных, молодых, сильных… Председатель смотрел на лица чукотских парней, и перед его глазами вставали далекие годы, когда он в таком же возрасте приехал сюда после окончания Благовещенского педагогического училища.

Молодых учителей собрали в отделе народного образования Хабаровского крайисполкома. Заведующий подошел к большой карте края и начал называть места, где требовались учителя. Яша Спешнев смотрел на самый отдаленный уголок. Он боялся, что кто-нибудь назовет именно это место, самую дальнюю оконечность Советской страны.

Но большинство выбирало Камчатку и близлежащий Сахалин.

Якову Спешневу досталась Чукотка.

В конце июля пароход «Ставрополь» взял курс на север. Шли проливом Лаперуза на виду у японских берегов. В хороший бинокль можно было разглядеть не только фигурки японцев, здания, но даже различались лица людей, с любопытством взирающих на советский пароход.

Словно живые цветные иллюстрации к учебнику географии, прошли за бортом Командорские острова, южная оконечность Камчатки — мыс Лопатка, заснеженные вершины курящихся вулканов, и вот повеяло арктическим холодом. На палубу уже нельзя было выйти в одном пиджаке, пришлось натягивать зимнее полупальто, а на голову — кепку.

Берингов пролив, разделяющий Американский и Азиатский материки, открывался двумя островами Диомида.

Низко над водой летали незнакомые птицы. На горизонте вспыхивали китовые фонтаны, острые плавники касаток прочерчивали зеленоватую воду. Спешнев стоял у борта и жадно вглядывался в угрюмые, пустынные берега. Судно замедлило ход. Где-то здесь должно находиться селение, куда послан учителем Яков Спешнев. Но как ни напрягал он зрение, на берегу, кроме нагромождения камней, ничего нельзя было увидеть. Волны кипели у прибрежных камней, а на скалах тысячами сидели птицы кайры, одетые, словно дипломаты, в черные пиджаки и ослепительно белые рубашки.

Старпом нашел Спешнева.

— Вам надо готовиться к высадке, — сказал он будничным голосом. — Соберите вещи.

Имущество Якова Спешнева состояло из двух больших фанерных ящиков: в одном находились письменные принадлежности — тетради, карандаши, перья, порошок для чернил, а в другом — учебники, несколько детских книжек и сборник стихов Пушкина. Кроме этого, политические брошюры и самоучитель английского языка.

Яков вернулся в каюту и собрал в небольшой фанерный чемодан личные вещи. Когда он вышел на палубу, корабль уже лежал в дрейфе и моряки внимательно всматривались в большую байдарку, которая полным ходом, под большими белыми парусами, двигалась к «Ставрополю».

— Вот будущие земляки за тобой едут, — сказал старпом.

В байдарках сидели странно одетые люди. Многие носили на голове разноцветные пластмассовые козырьки, а тот, что держал палку рулевого весла одной рукой, другой прикладывал к глазам бинокль.

Честно говоря, Спешнев ожидал увидеть самых настоящих дикарей и для этой встречи вооружился гуманными идеями, вычитанными в книгах Миклухо-Маклая. Однако люди, которые сидели в байдарке, вызывали смешанное чувство: с одной стороны, они были в необычной одежде, с другой — у них и бинокли, и светозащитные козырьки; и, главное, лица у них совершенно осмысленные, открытые и симпатичные. На довольно хорошем русском языке человек, стоящий У руля и, видимо, главный, спросил, обращаясь к капитану:

— Учителя привез? Обещание выполнил?

— Все в порядке, Тоюк, — ответил капитан. — Хорошего учителя вам привез, молодого.

— Пусть спускается к нам в байдару, — деловито сказал Тоюк. — Торопиться надо. На китовую охоту собираемся.

С помощью моряков «Ставрополя» и местных жителей багаж учителя очутился в байдаре. Яков Спешнев простился с капитаном и экипажем. Старпом сочувственно произнес:

— Ни пуха ни пера. Не горюйте, народ хороший, приветливый.

Байдара направилась к берегу, а пароход, дав прощальный гудок и подняв тысячи птиц со скалистых гнездовки, двинулся в путь, огибая мыс Дежнева.

То, что поначалу показалось Спешневу нагромождением камней, оказалось человеческими жилищами. Они лепились по крутому склону, обрывавшемуся к морю.